Дети Белой Богини - Наталья Андреева Страница 25

- Да, тем двум скажите, пусть пока не захо­дят, - крикнул ей вслед Герман. И резко развер­нулся к Александру: - Что тебя не устраивает?

- Ты на нее давил.

- Разве? - прищурился Горанин. - А по-мое­му, она сама все сказала. И на суде подтвердит.

- Ого! Ты уже решил, что будет суд!

- Ну не отдать же тебе его на растерзание. Здесь, Зява, все прозрачно. Убийство из ревности. У нас в городе по-другому и быть не может.

- А машина? А костюм?

- Какой костюм?

- С манекена, — Завьялов повел плечом. Поче­му при воспоминании о костюме ему так не по себе?

- Брось, - отмахнулся Герман. - Чепуха все это. Простое хулиганство. Сейчас заглянем к стар­шей сестре, заполним протокол, а потом пойдем ко мне. Рабочий день почти закончен, я специ­ально так подгадал: чтобы из больницы - сразу домой. До черта надоела эта работа! Кстати, Валюша не звонила?

- Нет, - Александр покачал головой.

- Ну так позвонит. На днях, - уверенно ска­зал Герман. - Тебя чем-то надо занять.

- Да я уж и так представляюсь везде страхо­вым агентом. Просто так люди-то не больно от­кровенничают. И косятся.

- Ха-ха! Молодец!

Горанин поднялся, хлопнул его по плечу. На­строение у Германа было превосходное! Громко крикнул:

- Эй, двое в коридоре! Заходите!

В столовую робко протиснулись повариха и посудомойка.

- Можно, Герман Георгиевич?

- Нужно! Пищеблок надо содержать в поряд­ке, гражданки. Чтобы все было чисто, а больные довольны и сыты. Жалобы прокуратуре есть?

- Что вы, Герман Георгиевич! - разом отклик­нулись обе.

- Смотрите, чтобы и на вас жалоб не было.

- Мы стараемся!

Герман был похож сейчас на помещика, кото­рый общается со своими крепостными. Но ему это шло, да и они не возражали. Барин был кра­сивый и в превосходном настроении. Женщины смотрели на него, как на бога, и улыбались.

- Ну пойдем, Саша, - сказал Герман. - Чайку попьем в кабинете у Елены Ивановны.

- Зачем ты с ними так, Герман? - уже в кори­доре упрекнул Завьялов. - Люди, все-таки.

- Как? - прищурился Горанин.

- Ну, вроде как запугиваешь.

- На то она и власть, чтоб ее бояться, - авто­ритетно сказал Герман. — Это называется не за­пугивание, а профилактика преступлений. Чтоб продукты у больных не таскали. Знаю я их. И хотя я мелкие хищения не расследую, но сам знаешь, как оно бывает. Маленькое преступление зачас­тую тянет за собой большое. Пойдем к Елене Ива­новне. Чаю хочу. С конфетами. - И Герман слад­ко причмокнул яркими губами.

Старшая им не просто обрадовалась. Вспых­нула вся, словно внутри нее зажглась электричес­кая лампочка.

- С конфетками, Герман Георгиевич? - Она полезла в шкафчик. - Может, варенья вишневого принести?

- Можно и вишневого, — кивнул Герман. — Но сначала выдайте нам личное дело санитарки Та­тьяны э-э-э... как бишь ее? Протокол надо запол­нить.

Елена Ивановна открыла дверцу сейфа:

- Сейчас-сейчас. Вот оно. А может, чего по­крепче? И с собой спиртику?

- Взятка при исполнении, - широко улыбнул­ся Герман. И кивнул: - Давайте.

- Герман, что ты делаешь? - возмущенно ска­зал Завьялов, когда старшая сестра вышла. - Ка­кой еще спирт?

-Чистый, медицинский. Лучше водки. Да чего ты так уставился? В профилактических целях. Уколы мне прописали.

Горанин расхохотался. Потом пододвинул к себе личное дело санитарки, принялся заполнять протокол. Александр сидел и, не мигая, смотрел на галстук Германа. Заболела голова. Если бы Го­ранин был в том самом костюме... Костюм... Ка­бинет; где убили Машу... Почему-то на рисунке, то ли приснившемся, то ли на самом деле суще­ствующем, был костюм Германа. Весь в крови. Бред. Галлюцинация. Невольно скрипнул зубами.

- Зява, ты чего? - оторвался от протокола Гер­ман.

- Ничего.

- Плохо выглядишь, - посочувствовал Гора­нин.

- А где тот костюм?

- Какой?

- С манекена. То есть тот, похожий, который купил ты.

-Дома у меня,, где ж еще?

- Хотелось бы на него взглянуть.

- Зява, ты что?! Да кто ты такой, чтобы меня... В кабинет вошла старшая с чайником в руке, и Герман осекся. Елена Ивановна принялась ле­тать по кабинету. На столе появились чашки, рюм­ки, шоколадные конфеты. Потом бутылка. Поко­сившись на Завьялова, Герман тяжело вздохнул:

- Увы, Елена Ивановна, только чай. Рабочий день еще не закончен. У меня тоже есть началь­ство.

- Понимаю. - Старшая сестра принялась раз­ливать чай.

Разговор за чаем был, что называется, ни о чем. Горанин сознательно избегал запретной темы — убийства Маши, старшая сестра слушала анекдоты и заливисто смеялась. Час пролетел неза­метно. Посмотрев на часы, Герман протянул: «Э-э-э, пора и домой...» Елена Ивановна все-таки всу­чила ему бутылку спирта. Герман сунул ее в кар­ман куртки и подмигнул заговорщицки:

- Если что, мы работали.

- А как же иначе? - удивилась старшая сес­тра.

Для нее чаи в рабочее время были, как само собой разумеющееся. За такую зарплату еще и крутиться, точно белка в колесе!

Проводив их до выхода Елена Ивановна, по­стояла на больничном крыльце, проводила взгля­дом. Была в одном халате, но холода словно бы и не чувствовала. Герман первым сел в машину, потом открыл правую переднюю дверцу: —' Садись давай.

Завьялов подумал, что надо бы взглянуть на плакат. Тот, что висит в столовой у Германа. Если на обратной стороне - ничего, значит, на нет и суда нет. Это был только сон. И поэтому в маши­ну Горанина все-таки сел. Хотя и не хотелось.

- Ты чего, Сашка? - спросил Герман включая зажигание. Машина сразу откликнулась, тоже ведь женщина. Мотор заурчал почти неслышно, ласково. — Лицо у тебя какое-то странное.

- Да так.

- Обиделся, что ли?

- Не за себя.

- Э, брось! Любить людей - труд неблагодар­ный. Мало того, на шею тебе сесть норовят, если чувствуют слабинку. Так уж их Бог устроил.

- А ты веришь в Бога?

Герман выруливал на дорогу, ведущую в До­лину Бедных. После долгой паузы вздохнул:

- У меня, Зява, свой Бог. И свои с ним счеты.

- Вот как? А разве можно считаться со Все­вышним? По-моему, это не только безнравствен­но, но и бесполезно.

- Ты про костюм-то зачем спросил? - напом­нил вдруг Герман. - В чистке он.