Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала - Глэдис Митчелл Страница 25

Несмотря на легкомысленный тон, инспектор был настроен весьма серьезно, когда покинул участок в Макит-Лонгер и двинулся обратно в деревню. Он мог найти какое-то средство передвижения, помимо собственных ног, но ходьба стимулировала мысли, а он как раз хотел подумать.

К тому времени, когда Блоксхэм оказался у ворот Лонгера, он настроился на то, чтобы продолжить допросы. Игнорируя перечень, составленный суперинтендантом, инспектор потребовал к себе мисс Кэддик и, едва она переступила порог, задал ей первый вопрос:

— Мисс Кэддик, как часто кресло миссис Паддикет использовали по вечерам?

— Когда вы говорите «по вечерам», инспектор, — пропищала мисс Кэддик, нервные движения которой выдавали состояние ее психики, — что вы имеете в виду?

— После того времени, когда миссис Паддикет обычно отправляется в постель, — отрезал инспектор.

— Ну, за исключением ночи… э… особенной и несчастливой… могу я так сказать или нет?.. катастрофической ночи, о которой мы все знаем, кресло использовали по всем признакам… один раз вечером.

— Перед убийством или после?

— Да, перед убийством.

— Когда?

— Так, позвольте вспомнить. Убийство было в пятницу, сегодня вторник, и я сказала мистеру Гилари об этом, и он дал мне слово, что это были не они… не они… что не они сыграли шутку с ним в четверг… или это было в среду? Итак, это была либо среда, либо четверг, поскольку я помню, как я сказала Джозефу Херрингу, какое оно сырое и как я буду волноваться, если дорогая миссис Паддикет простудится, посидев в нем… на нем… э… в нем. Нет, теперь я начинаю думать, что это было в четверг вечером, поскольку помню, что говорила о нем мистеру Гилари на следующий день, а следующий день был утром убийства. Конечно, мы не знали тогда, что это было утро убийства, но, оглядываясь назад, понимаем, что именно за утро это было. Да! Такое сырое! Мы высушили его у огня в кухне. Миссис Макбрай была так любезна. Джозеф тоже. Он сказал, что должен будет оставить свой пост, если дорогая миссис Паддикет подумает, будто он был небрежен. И, конечно, он определенно был небрежным. Крайне небрежным, без сомнения, разве нет, если забыл запереть дверь сарая после того, как туда убрали кресло? Не то чтобы Джозеф безропотно согласился, что забыл запереть дверь сарая после того, как туда убрали кресло! На самом деле он повел себя почти невежливо, когда я рискнула предположить, что так обстояло дело. Но если бы он исполнил свой долг… эту частицу долга так, как наши солдаты исполняли во время войны, то как могло бы кресло оказаться снаружи? Нет, как я говорила мистеру Гилари, а он слушал меня с большим сочувствием… нет, я сказала, не через запертую дверь, если она заперта. Что, инспектор?

— Вы только что сообщили мне очень важную деталь, мисс Кэддик, — отозвался Блоксхэм. — Это означает, что кто-то еще, помимо Херринга, имел возможность войти в сарай, где хранится кресло. Если бы Джозеф действительно забыл запереть дверь в четверг, то маловероятно, чтобы он снова забыл об этом в пятницу. Разве не так? А мы знаем, что кресло было на стадионе в ночь с пятницы на субботу.

— Херрингу могли дать взятку, чтобы получить ключи, — произнесла мисс Кэддик приглушенным, экстатическим тоном.

В звуковом кино, которое она видела в Лондоне, показывали подобную ситуацию.

— Не исключено, — кивнул инспектор.

— Или сам Херринг… — продолжила мисс Кэддик, представив другую, еще более волнующую и будоражащую возможность.

— Нет! — неожиданно воскликнул инспектор.

От удивления она едва не подпрыгнула, а когда пришла в себя, он уже исчез.

Блоксхэм нашел Херринга в огороде, где тот рыхлил картофельные грядки.

— Кто вам разрешил давать кому-либо ключ от сарая, где хранится кресло? — грозно спросил инспектор.

Джозеф отвел глаза.

— Меня никто не спрашивал, — раздраженно ответил он, — и я никому ничего не давал.

— Нет? — уточнил Блоксхэм неприятным тоном; подождал несколько секунд, но, поскольку Проныра не пожелал добровольно выдать еще какую-нибудь информацию, он продолжил: — Полагаю, некий умный Али-Баба просто встал у двери и сказал: «Сезам, откройся». И она открылась! А теперь не будь глупцом, Херринг. Кто получил ключ в четверг, семнадцатого апреля, и в пятницу, восемнадцатого апреля?

— Никто ничего не получал, — упрямо ответил Проныра.

— Покажи мне сарай, — велел инспектор.

— Ключ в кухне. Вам придется добыть его самому, инспектор, поскольку там внутри эта каракатица, и она оторвет мне башку, если только я суну ее внутрь в это самое время.

— Ключ! — рявкнул инспектор, бесцеремонно подталкивая его в спину.

Проныра быстро удалился.

— О, два кресла, — сказал инспектор, когда ему наконец удалось заглянуть внутрь сарая. — Одно почти не использовалось, я вижу. А вот этим пользуются постоянно, так? Вытащи его наружу, и давай посмотрим на него. Жаль, что оно не может говорить. — Он выпрямился и посмотрел на Джозефа. — Ну что, ты запоешь уже или нет?

— Не о чем мне петь. — Голос Херринга звучал мрачно. — Я запер сарай в четверг, и я запер сарай в пятницу, и больше мне нечего сказать. Наверняка кто-то сделал восковой отпечаток с ключа, а потом изготовил копию…

— Итак, либо ты сообщишь мне то, что знаешь, либо я зацапаю тебя сейчас как лицо, способствующее укрывательству преступника. Понимаешь, что это означает?

— А. — Джозеф откашлялся с умным видом. — Типа соучастие в убийстве.

— Точно. И ты получишь за это пожизненное заключение. В общем, выкладывай факты, и быстро, не трать мое время.

— Ну, я не знаю, правда. — Джозеф прочистил горло снова и плюнул в поилку для птиц, повешенную мисс Кэддик. — А что насчет мистера Энтони?

Инспектор исчез едва ли не раньше, чем последнее слово вылетело изо рта Проныры. Блоксхэм нашел Энтони в спортивном зале, где тот упражнялся на шведской стенке, но вид у него был мрачный.

— Я хочу, чтобы вы одолжили мне свой ключ от заднего сарая, — небрежно произнес инспектор. — Херринг засунул свой неведомо куда.