День, который никогда не настанет - Куив Макдоннелл Страница 25

Кадр разделился на два экрана. Шивон одарила репортера своим лучшим серьезно-стальным «новостным» взглядом.

— А что мы уже знаем об этих «особых обстоятельствах»?

— Ну, — ответил Джеймс, — мы слышали, что сцену убийства описывали такими словами, как «бесчеловечная» и «леденящая кровь». Кроме того, полагают, что к жертве применили пытки. Ожидается, что сегодня вечером состоится пресс-конференция со следственной группой.

Снова полный экран: Шивон в студии.

— Мы немедленно сообщим вам, как только у нас появится свежая информация. Небольшой итог…

Бармен вновь приглушил голос Шивон.

— И поделом этому пиздюку!

Три головы в баре одновременно повернулись к женщине в шляпе.

— Жаннин! — удивленно воскликнула ее подруга.

— Да ладно тебе, Кэрол. Все знают, сколько горя причинили эти трое мразей. Да их повесить мало!

— Но в таких грубых выражениях нет никакой нужды!

Жаннин упрямо погрозила фотографии Блейка, теперь заполнившей безмолвный экран.

— Для таких подонков, как он, эти выражения и придуманы.

Бармен кивнул в знак согласия и вернулся к своему обычному занятию — ковырянию в ухе.

Бриджит взглянула на телефон. Три часа двадцать пять минут. Придется еще подождать. Кроме того, уровень заряда батареи — семь процентов. Получается, потом ей придется вернуться домой, поскольку она всегда забывает вовремя заряжать эту чертову штуку.

Весь день она обзванивала незнакомых людей. После вычета ее телефона и телефона Пола в счете за услуги связи Банни осталось двадцать четыре незнакомых номера, на которые он либо звонил, либо писал. Обзвон дал на удивление много такого, о чем можно было поразмыслить. Один из мобильных номеров, похоже, уже не существовал в базе, что само по себе было странно, поскольку восемь дней назад Банни звонил туда и разговаривал аж четыре минуты тринадцать секунд. В списке оказались также номера пиццерии, индийского ресторана и энергокомпании, которые она подписала как «общее жизнеобеспечение».

Звонки на девять мобильных номеров были перенаправлены на голосовую почту, и на пяти из них оказалось стандартное безличное сетевое сообщение. Очень странно. Кто в наше время не назовет хотя бы своего имени?

Из оставшихся четырех один номер принадлежал даме по имени Салли Чэмберс, которая, судя по голосу, была не юной и проживала в центре Дублина. На втором оказалась женщина, не назвавшая своего имени, но бархатным голосом опытной соблазнительницы предложившая оставить для нее сообщение. Третий голос также не представился, но показался Бриджит странно знакомым. Церемонным тоном немолодой человек с северным акцентом попросил звонившего оставить свое имя, номер телефона и краткое сообщение, а он в свою очередь постарается перезвонить как можно раньше «и дай вам Бог здоровья». Выслушав его, Бриджит поставила для себя мысленную галочку «не забыть позвонить папе».

Последнее голосовое сообщение принадлежало человеку по имени Джонни Каннинг — тому самому, которого она сейчас ждала. По голосу Бриджит решила, что ему, должно быть, лет тридцать, и он оказался единственным, кто ей перезвонил. Тон Каннинга сделался ледяным, когда Бриджит спросила, знает ли он Банни. Это показалось ей странным, так как позже он признался, что помогал Банни тренировать детские команды в клубе Святого Иуды. Помощь этим командам, бесспорно, требовалась, поскольку они считались худшими во всем Дублине, а может, и за его пределами. Тем не менее, несмотря на первоначальную настороженность, Каннинг сообщил, что будет рад встретиться и ответить на ее вопросы. Из всех людей, которым она позвонила, казалось, только его по-настоящему встревожило исчезновение Банни. Он сказал, что вечером у него дежурство, но днем он сможет найти время на встречу.

Остальные, включая тех, кто все-таки ответил на звонок, отреагировали, мягко говоря, неоднозначно.

Шестеро оказались родителями детей, игравших за клуб Святого Иуды. Но все, что она сумела от них узнать, — это то, что Банни не присутствовал на игре в воскресенье и что «да, это довольно необычно». В последний раз они говорили с ним неделю назад, что вполне совпадало с распечаткой звонков. Он пытался организовать сбор денег на новое здание клуба, вероятно целый вечер обзванивая родителей. Бриджит почувствовала себя немного виноватой. Она вспомнила день, когда сгорел старый клуб. В тот вечер они с Полом обнаружили пьяного в зюзю Банни, сидевшего посреди пепелища.

Еще одним абонентом оказался букмекер из Долки, который сходу заявил, что понятия не имеет, о чем речь, несмотря на то что его номер появлялся в списке звонков пять раз за последний месяц. Когда Бриджит обратила на это внимание, букмекер сказал, что конфиденциальность клиентов является основой их бизнеса, и повесил трубку. Очевидно, пьянство было не единственным пороком Банни.

Два раза Бриджит ответили женщины, отказавшиеся назвать свои имена и ответившие, что они знать не знают никаких Банни или Бернардов Макгэррисов. Женщины тоже стремились поскорее завершить разговор.

Еще одним членом «лиги несговорчивых» оказался человек с сильным белфастским акцентом и заиканием. Он явно хорошо знал Банни — судя по страстной матерной речи о том, что он никогда больше не хотел бы с ним встречаться. Бриджит пыталась вставить хоть слово, но без толку: мужчина отключился сразу после того, как излил из себя весь воздух и желчь.

Наконец последний звонок. Бриджит краснела, когда о нем вспоминала. Пережитый конфуз заставил с подозрением задуматься о некоторых других абонентах, с которыми не сложился разговор. Выходит, Банни Макгэрри не ограничивался в пороках лишь выпивкой и азартными играми.

Бриджит оторвала взгляд от телефона, поскольку в бар вошел мужчина. Он посмотрел на нее, и она нервно махнула рукой. Неужели это и есть Джонни Каннинг? Когда он шел к ней через зал, Бриджит занималась тем, что ломала ментальный образ мужчины, который она уже успела выстроить в голове. Мягко говоря, он оказался совсем не таким, каким она его представляла. Реальный Каннинг был почти полной противоположностью Банни Макгэрри — несмотря на то, что оба являлись белокожими ирландцами старше возраста согласия и младше возраста немощи. В голове мелькнул отрывок полузабытой песни про «мужчину с журнальной обложки». Теперь она понимала, о ком там шла речь — о Джонни Каннинге! Его улыбка — совершенно неирландская в своей ослепительности — сияла среди идеальных черт лица и безупречной кожи под туго зачесанной копной песочно-каштановых волос.

Такой мужчина не должен заходить в тошниловки вроде «Последней капли». Такой мужчина вообще не должен разгуливать где попало, и все тут! Потому что это несправедливо по отношению к другим мужчинам, да и в некотором смысле к женщинам! «Вот что вам могло достаться, леди», — как бы говорил его вид. Безукоризненно сшитый пиджак для повседневной носки великолепно сидел на образцово-подтянутом теле, дополняя со вкусом подобранную комбинацию из рубашки и брюк. Ботинки мужчины были вычищены до того идеально, что в них можно было разглядеть свое лицо. И если бы у вас было его лицо, то оно наверняка того стоило. Вероятно, он был немного старше, чем она предполагала, — лет, наверное, около тридцати пяти, но словами «хорошо сохранившийся» его было не описать. Короче говоря, он был ходячим произведением искусства!