Черное Рождество - Наталья Александрова Страница 25

– Конечно, все теперь у тебя будут виноваты, одинтолько ты… херувим святой, – не найдя ничего лучшего, товарищ Макар прибегк церковному лексикону, и сам остался этим очень недоволен.

– Товарищи, – повысил голос Борщевский, обращаяськ Кипяченко и Салову, при этом он несолидно крутил головой, опасаясьповернуться спиной к Макару, – товарищи! Что же это у вас творится! Вывидите, что имеет место искажение линии. Я к вам прибыл, как представительпартии, имея на руках все необходимые полномочия, а встречаю здесь в лицетоварища Макара полное недоверие и грубые угрозы, вплоть до поповских выпадоввроде херувима! Это что же, товарищи, получается! Это уже просто больше чемоппортунизм!

Произнося эти слова, Борщевский пытался одновременнопередвинуться так, чтобы за спиной у него не было Салова, но это ему неудалось: Салов к его словам совершенно не прислушивался, в душе у него былоликование: не он один предатель, а вот же, нашелся паскуда! Поэтому он толькоследил за маневрами и осторожно отступал, сохраняя свое стратегически важноеположение.

Матрос, напротив, внимательно слушал хорошо знакомые погодам революционной борьбы слова, получая от их звучания видимое удовольствие ииспытывая прилив пролетарского энтузиазма, на что и рассчитывал Борщевский.

– Ты, товарищ Макар, послушай, – с сомнениемпроговорил матрос, – товарищ хорошо говорит, чувствуется, что наш человек.Может, мы что-то не додумали?

Может, дать ему возможность показать себя в деле?

Руководитель севастопольского подполья, почувствовав, чтоситуация незаметно выходит из-под контроля, зло покосился на матроса и сказал:

– Ты, Кипяченко, хоть и проверенный товарищ, но оченьлегко поддаешься на мелкобуржуазную пропаганду. Ты вспомни, он же сампризнавался, что состоял в левых эсерах! А это ведь самая что ни на естьмелкобуржуазная партия. Не дай ему зубы заговорить. Ты вспомни, что после егопоявления у нас провал за провалом, – и, не давая Борщевскому времениснова прибегнуть к своему красноречию, товарищ Макар крикнул:

– Давай, Салов, вали! Как договаривались!

Салов, равнодушный к ораторскому мастерству приезжеготоварища, кинулся сзади на Борщевского и накинул ему на шею заготовленнуюзаранее удавку из рояльной струны. Тонкая струна врезалась в горло, прочертивмгновенно по коже ровную алую линию. Борщевский схватился руками за шею,стараясь ослабить страшную железную петлю. Он пытался схватить Салова за руки,но это никак ему не удавалось. Макар же тем временем, вытащив из кармананебольшой ладный браунинг, суетливо переступал перед Борщевским, испуганно ивместе с тем злорадно следя за его попытками вырваться и приговаривая:

– Так его, Салов, так его, оппортуниста! Так его,провокатора! Учить он нас будет конспирации! Учить будет подпольной работе! Такего, дави гада, Ваня!

* * *

Матрос Кипяченко, растерянно переводе взгляд то на злобносуетливого Макара, то на Борщевского, из последних сил бьющегося в сильныхруках душителя, порывался что-то сказать или сделать, но не мог принятьрешения. Много повидавший жестокости и крови, сам не раз лишавший жизниклассового врага, матрос впервые оказался в таком положении, что не знал, комубольше доверять, на чью сторону стать: товарищ Макар – его непосредственныйруководитель, председатель подпольного комитета, а Борщевский – человек изцентра, представитель партийного руководства… Так и не приняв никакого решения,матрос махнул рукой и отвернулся.

Салов все туже затягивал стальную удавку. Глаза Борщевскогострашно выпучились и налились кровью. Широко раскрыв рот, он пытался крикнуть,но перетянутое струной горло способно было издавать только нечленораздельныйхрип.

Из-под струны текла кровь, заливая его грудь. Наконец вгорле хрустнуло, и товарищ Борщевский обмяк и рухнул на каменистый берег,окончательно завершив свою бурную революционную биографию.