Запасной козырь - Олег Рой Страница 25

— Что, гражданин Аланов, допрыгался? — Полковник уселся в кресло напротив. Взгляд его был исполнен безразличия, словно Босс — что-то совсем неинтересное, вроде стула или подоконника. — Да ты сиди, сиди, не дергайся, Аланов.

Еще и по фамилии называет — как на допросе. Плохо дело…

— Это вы про что? — он попытался изобразить на лице «я не я и хата не моя». — Если про бои без правил, так вы же и сами туда заглядываете. И депутаты у меня бывают, и еще кое-кто из высших чинов. Да и потом… все же на Клыка записано. По бумагам хозяин — он. Хоть и не знает. Так ему и не положено. Я ж там чисто сторожем числюсь. Так что с меня вам взять нечего, — выложив все это, Босс слегка приободрился.

— Тут ты прав, — все с тем же безразличием сообщил Полковник. — Все я знаю, это точно. И то, что бойцы твои наркотой торгуют, тоже знаю. И тебя заодно снабжают. Так что притон у тебя там получается…

— Не у меня, — почти успокоившись, возразил Босс. — Вы забыли? Не у меня, а у Клыка. У гражданина Кривенко. А я просто сторож. Вот тут моя сторожевая точка, вон там, в соседней комнате, сейф стоит — ключ в шкафу, в кармане старых джинсов. В сейфе все документы. И на собственность, и кто за что. А я только за сохранность мебели отвечаю… Полковник, — он подался через стол, забыв о котенке на коленях — тот выпустил коготки, стараясь не свалиться, Босс зашипел, — ну забирай ты этого Козырева и отцепись от меня. Ну чего, в самом деле? А наркотой пусть наркоконтроль занимается. Это ж не ваши дела, зачем вы волну гоните?

— А наркоконтроль уже занялся, — равнодушно сообщил Полковник и вдруг как будто приподнялся весь. — Ты что, блатной, память потерял? — вытащив из пиджака несколько бумажных листов, он разложил их перед Боссом. — Вот протокол, тобой подписанный. Вот экспертное заключение. Вот твоя подписка о невыезде. А вот и самое главное — расписочка: мол, ты все осознал, проникся и готов — по собственной воле, заметь, готов — всячески сотрудничать со следствием. Неужто не узнаешь?

Босс разглядывал лежащие перед ним бумаги, как будто на клубок змей в зоопарке смотрел. Только там змеи за стеклом бронебойным, а тут — вот они, наизготовку, и у каждой — зубищи ядовитые. К горлу подступила тяжелая мутная волна. Так вот почему Топтун сказал «я не при делах». Вот оно что. Слили меня. Скинули в толчок и воду следом спустили… Но почему? За что? Из-за этого сопляка? Да он же только-только появился, мы с ним только-только договорились, он нам еще и медной копейки не заработал.

— За что меня так? — прошептал он, облизнув моментально пересохшие губы.

— Было бы за что, — сквозь равнодушие на лице Полковника проступило что-то вроде брезгливости, — ты бы сейчас здесь, в дорогом ресторане, не сидел. Тебя бы в соседнем овраге бродячие псы догрызали. Но ты в последнее время совсем берега попутал. Неадекватен ты стал, Босс, — привычная кличка прозвучала из уст Полковника как змеиное шипение. — Нам такие люди без надобности. И даже более того. Вредны такие люди. Так что не «за что», а «потому что». И это очень хорошо, что по документам тут Кривенко всем хозяйством командует. Очень даже прекрасно. Он парень, может, и не так чтобы семи пядей во лбу, но вполне сообразительный. И трудолюбивый. И, что еще важнее, без вредных привычек. Вот он нам гораздо больше подходит, чем растерявший остатки мозгов придурок. Чем ты то есть. Настолько больше, что мы и квартирку твою ему отдали.

Дверь кабинета чуть приоткрылась, в щель просунулась рука — довольно волосатая — поставила на пол и скрылась. Котенок приоткрыл один глаз, перекатился на другой бок и снова свернулся клубком.

Босс терял сознание два раза в жизни: один раз — в жестокой тюремной драке, второй — от передозировки. Сейчас, показалось ему, явно подступает третий раз.

— Теперь слушай внимательно, — продолжал Полковник. — Всем твоим друганам уже известно, что ты спалился. И вот про это, — он ткнул пальцем в одну из бумаг, в расписку, должно быть, — тоже известно. Нынче ночью ты сдал всех, кого только мог. Толку, правда, от твоих показаний немного, но, как ты думаешь, не обидятся ли эти… люди на твою излишнюю разговорчивость? А что под кайфом был, так это для них, сам понимаешь, не оправдание. Может, еще сильнее обидятся. А когда такие… люди обижаются… ну, ты сам знаешь.

— И что мне теперь… — договорить Босс не смог: ни губы, ни язык не слушались, зубы выбивали какую-то дикую дробь. Как будто его из теплой баньки на мороз выставили — да так и оставили в сугробе.

Во взгляде Полковника мелькнуло что-то похожее на жалость.

— К маме поезжай. В Батуми. Она старенькая совсем, а ты и думать про нее забыл. Не по-людски это, — он принялся собирать со стола бумаги.

— Какая мама, о чем ты? — если бы не дрожащие руки, Босс, наверное, кинул бы в Полковника царившей в центре стола тяжелой хрустальной пепельницей. — Издеваешься? Она… ее… ее в абхазскую войну еще… зачем? Мало тебе, гад?

Полковника его вспышка почему-то не рассердила, скорее, наоборот.

— Вот адрес, — он выложил на стол довольно пухлый конверт. — Здесь же билет на самолет и твой новый паспорт. Если бы не мама твоя… если бы ее действительно… Лежал бы ты сейчас в овраге, заботы меньше. Исчезни, мразь! Все, разговор окончен. Дуй в аэропорт, и чтоб духу твоего здесь больше никогда не было. Ни в клуб, ни на квартиру не заезжать. Счета твои банковские заморожены. В конверте немного денег, до Батуми с голоду не умрешь, а там устроишься куда-нибудь… сторожем.

— А машина? — неожиданно вспомнил Босс. Вернее, бывший Босс. Он и сам понимал, что это глупо — раз уж все, даже имя, отняли. Но вот — вырвалось.

— Ты что, и это забыл? — Полковник изобразил удивление. — На кого БМВ твой оформлен? Тоже на Клыка? Вот он на нем и уехал. Обрадовался, чуть из штанов не выпрыгнул. Всю жизнь, говорит, о такой тачке мечтал.

И тут на Босса — бывшего, бывшего Босса — снизошло наконец долгожданное беспамятство. Он еще ощутил, как игольно-острые коготки вцепляются ему в ногу, — и провалился во тьму.