Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон Страница 249

— Прекрасно, прекрасно, — сказал Уикс, по-бульдожьи наклонив голову, — но у меня есть кое-какие факты, которые рано или поздно придется объяснить.

— По меньшей мере, — более мягким тоном добавил полковник, — мы не прочь узнать о многих вещах.

Тут послышался голос отца Брауна, спокойный и далекий, словно доносящийся из другой комнаты, или с улицы, или издалека:

— Не кажется ли вам, полковник, что мы уже все узнали?

— Нет, — резко ответил полковник. — Я — полицейский. Раскинув мозгами, я могу предположить, что прав. Но я не знаю этого наверняка.

— А!.. — сказал отец Браун, на миг широко раскрыв глаза. — Речь не о том, что вы знаете.

— Полагаю, мы с вами знаем одно и то же, — почти сердито заметил Граймс.

— Вы уж простите, — виновато продолжал отец Браун, — но я знаю совсем другое.

Видимо, банкир остался хозяином положения, а посетители, растерянные и смиренные, снова пошли в ресторан, чтобы выпить чаю, покурить и посовещаться.

— Как странно! — сказал отец Браун. — Я пытался уяснить свои недостатки с самых разных сторон, и единственное, что я точно о себе выяснил — что я не сумасшедший. За это я плачу, со мной скучно. Но, сколько помню, я ни разу не утратил связи с реальностью. А такие блестящие люди, как вы, быстро ее утрачивают…

— Что вы подразумеваете под реальностью? — осведомился Граймс, сердито помолчав.

— Здравый смысл, — сказал отец Браун, повысив голос, а это бывало с ним так редко, что прозвучало как выстрел. — Я уже говорил, что эти финансовые хитрости и махинации превышают мое разумение. Но, Господи, можно же проверить теории на людях! Я ничего не понимаю в финансах, но я знал финансистов. Вообще-то мне попадались только финансисты-мошенники. Вы должны знать о них куда больше моего. И все же вы проглатываете такую немыслимую вещь.

— Какую? — поинтересовался тупо глядевший на него полковник.

Отец Браун неожиданно наклонился через стол, с несвойственным ему напряжением глядя на Уикса.

— Мистер Уикс, уж вы-то могли разобраться! Я всего лишь бедный священник и, конечно, знаю меньше вашего. В конце концов, наши друзья-полисмены тоже нечасто встречают банкира; разве что нерасторопный кассир перережет ему горло. Но вы-то, наверное, с утра до вечера беседуете с банкирами, особенно обанкротившимися. Разве вы уже двадцать раз не были в такой ситуации? Разве вам не хватало мужества подозревать солидных персон? Разве не приходилось беседовать с двадцатью, а то и с тридцатью финансистами, чей банк готов лопнуть, за месяц или два до банкротства?

— Да, — медленно и осторожно сказал мистер Уикс. — Видимо, приходилось.

— Вот! — кивнул отец Браун. — Разве хотя бы один из них говорил так, как он?

Крошечный юрист едва заметно дернулся. Человек посторонний сказал бы, что он просто сидит чуть прямее, чем прежде.

— Приходилось ли вам за всю свою жизнь, — продолжал отец Браун, — увидеть воротилу теневого бизнеса, который возмутится при первом подозрении и велит полиции не совать нос в тайны его священного банка? Да тогда он сам напросится на немедленный арест! Впрочем, вы знаете это лучше меня. Готов биться об заклад, что любой известный вам финансист вел бы себя прямо противоположным образом. Ваши намеки он встретил бы не гневом, а изумлением; если бы дело пошло дальше, вы получили бы вежливый, исчерпывающий ответ на каждый из девятисот девяноста девяти вопросов. Объяснения! Да они плавают в объяснениях! Неужели вы полагаете, что жуликоватого дельца никогда ни о чем не спрашивали?

— Вы слишком обобщаете, — сказал Граймс. — Вам привиделся идеальный мошенник. Но даже мошенники несовершенны. Если один обанкротившийся банкир сорвался и перенервничал, это еще ничего не доказывает.

— Отец Браун прав, — сказал Уикс, какое-то время вдумчиво молчавший. — Да, эта чванливая эскапада не могла быть первой линией защиты. Но тогда что же это? Честные банкиры не выбрасывают знамен, не трубят в рог, не хватают меч, равно как и банкиры бесчестные.

— Кроме того, — сказал Граймс, — зачем ему вообще кипятиться? Почему он выгнал нас из банка, если ему нечего скрывать?

— Я, — медленно произнес отец Браун, — не говорил, что скрывать ему нечего.

Все растерялись и замолчали, но упрямый Белтейн подхватил священника под локоть и удержал.

— Говорите прямо, — жестко сказал он. — Считаете ли вы, что банкира подозревать не в чем?

— Нет, — сказал отец Браун. — Я считаю, что подозревать надо не банкира.

Когда они гуськом вышли из ресторана, двигаясь неувереннее, чем обычно, их резко остановили шум и крики по соседству. Сперва им показалось, что люди по всей улице бьют окна, но, придя в себя, они кое-как установили источник шума. Он исходил из позолоченных дверей и окон помпезного здания, в которое они проникли утром, из священной обители банка. Изнутри его сотрясал грохот, словно взорвали динамит, но оказалось, что сотрясает его разрушительная сила человека. Старший констебль с инспектором ринулись через разбитые двери в темный холл и вернулись в большом удивлении, от которого лица их, кстати сказать, стали увереннее и спокойнее.

— Теперь сомнений нет, — сказал инспектор. — Он стукнул кочергой нашего человека и замахнулся сейфом на первого, кто вошел узнать, что случилось. Просто дикий зверь какой-то!

Среди всей этой гротескной суматохи юрист повернулся к отцу Брауну и с почтительным, но виноватым жестом сказал ему:

— Ну, сэр, вы меня убедили. Действительно, жулики-банкиры так себя не ведут.

— Что ж, надо послать туда наших людей и немедленно задержать его, — сказал констебль инспектору. — Иначе он разворотит весь город.

— Да, — сказал отец Браун, — человек он сильный, в этом его главный соблазн. Только подумайте, он колотил егеря ружьем, словно палицей, а выстрелить ему не пришло в голову! Конечно, такие люди все делают по-своему, даже убивают. Но из тюрьмы они убегают, как все.

Лица спутников, уставившихся на него, становились все круглее от изумления, но его здравомыслие и самообладание ничего им не подсказали, пока он не повернулся и не побрел по улице.

— Так вот, — продолжал отец Браун, улыбаясь спутникам из-за кружки очень слабого пива и походя при этом на Пиквика в загородном клубе. — Мы возвращаемся к старой доброй сказке о браконьере и егере. Как хорошо, как душеполезно заниматься уютным домашним преступлением, а не плавать в белесой мгле финансового мира, где и впрямь немало привидений и теней! Ну конечно, вы знаете эту старую историю. Вы слышали ее от матери, а главное, друзья мои, чтобы старые истории оставались такими, как в детстве. Эту деревенскую сказочку рассказывали не раз. Человека сажают в тюрьму за убийство, совершенное в исступлении страсти, он так же исступленно рвется на волю, сбивает надзирателя и скрывается в болотном тумане. Ему везет; он встречает джентльмена, хорошо одетого, солидного, и заставляет его обменяться с ним одеждой.