Убийство в спальном вагоне - Себастьян Жапризо Страница 24

— Мы были такими же, — возразил Грацци.

— Ну да? У тебя было на что курить одну пачку «Житан» за другой? Ты когда-нибудь собирался приобретать ферму в Австралии? Тебе случалось после ужина делиться с приятелем подружкой? Нет, дружочек, они пришельцы с другой планеты.

В 3 часа 50 минут Малле снова связался с Марселем. Пьер Бекки не помнил ту сцену, говорил, что Жоржетта Тома, как и другие, знала мгновения своих взлетов и падений, что он не обратил внимания на что-то особенное.

Но это уже не имело значения, потому что корсиканец-инспектор, тот самый, что ранее прислал первый отчет, передал еще одну информацию. Он говорил, досадуя на себя, что не сообщил раньше, потому что совсем не знал, поблагодарят его за нее или назовут дураком.

Малле даже не сразу его понял. Однако то ли от усталости после трех бессонных ночей, то ли от внезапного ощущения, что в руках появилось что-то серьезное, у него закружилась голова. Сказал «спасибо, старина», устало оперся о край стола и еще некоторое время пристально смотрел в пустоту, поглаживая нос. «700 тысяч франков! [5]Стоимость дешевой машины. Но разве за 700 тысяч убивают?»

Он встал и пошел к двери. Обернулся к Аллуайо, сидевшему у телефона, и сказал:

— Жорж, Жорж, слушай меня, не стоит нервничать, теперь он в наших руках.

Войдя в кабинет патрона, он застал там и Грацци. Сказал:

— Извините, может быть, это и пустяки, но красотка, актриса и шофер гроша ломаного не стоят. На прошлой неделе в баре-лавке в Марселе был продан лотерейный билет, выигравший 700 тысяч. Это, конечно, не самый крупный выигрыш, однако, что вы об этом думаете?

Патрон от удовольствия противно ухмыльнулся. Медленно соображающий Грацци еще пару секунд смотрел на Малле, стоявшего у двери. Потом вскочил и протянул руку к телефону.

Таркэн уже говорил с дежурной на коммутаторе, требуя соединить его с Национальной лотереей, быстро, а в Марселе вызвать префектуру и табачный бар на улице (Феликс Пиа, подсказал Грацци) Феликс Пиа, не знаю, как пишется, не знаю номера, поторопитесь.

Билет за номером 51.708 (группа 2) был продан в табачном баре-лавке на улице Феликс Пиа вместе с двадцатью тремя номерами той же серии в минувший четверг октября.

Хозяин заведения, господин Ламбер, считал, что шум поднят зря. В 1935 году он уже продал самый крупный выигрыш. И теперь продает более пятидесяти выигрышных билетов ежегодно. Это не приносит ему никакой выгоды. Зато слова «билет, приносящий смерть», могут, конечно, подействовать на воображение. Но ведь господа из Парижа взрослые люди и способны понять, что он вполне обойдется без такой рекламы.

Кто купил билет, он не знал. Точно так же, как и то, кто его продал. Их было трое в баре: хозяин, хозяйка и официант, Роже Трамони, хороший парень, страдающий астмой.

В среду вечером, в шесть часов, когда из лотереи приехали за непроданными билетами, шестнадцать из них, в том числе и выигрышный, улетучились.

Жоржетта Тома заходила к ним во вторник вечером, чтобы встретиться с Пьером Бекки. Тот играл в карты с клиентами.

Она ждала конца партии, потягивая аперитив и болтая с хозяйкой.

Может быть, в это время она и купила билет, но в таком случае ей его продали не господин и не мадам Ламбер, которая как раз отправилась разогреть ужин, а сам он весь вечер не отходил от кассы.

Нужны показания официанта Роже, но бедняга как раз уехал в отпуск в Приморские Альпы, да и вряд ли что-либо вспомнит. Конечно, разыскать его можно, но это займет некоторое время. Господа из Парижа, вероятно, догадываются, что за 700 тысяч не убивают. Нет, он не дает им советы, нет. Но все-таки…

— Убивают и за меньшую сумму, — сказал Таркэн. — Раз она купила билет, все очень логично. В тот вторник, ожидая, когда ее дружок закончит играть в белот, она заказывает стаканчик и болтает с хозяйкой. Затем идет к табачной стойке, где официант продает сигареты, просит пачку любых и говорит: «Покажите-ка ваши лотерейные билеты, вдруг есть мой любимый номер».

Таркэн вынул из внутреннего кармана пиджака сигарету, поискал спички, произнес «огня, пожалуйста» — Грацци может ему поверить, все было именно так, он будто своими глазами видит эту сцену, как в кино.

— В среду, малыш, она отправляется закусить со своим негодником в пиццерию на улице, название которой я забыл.

— Феликс Пиа, — подсказала Грацци.

— Вот именно. Я все вижу так, словно сам там находился. Мягкий свет, звуки медленного вальса, все такое.

— В пиццерии Сен-Морон нет оркестра. Я это знаю, сам там бывал.

Таркэн встал, протянул указательный палец к галстуку Грацци и, обойдя стол, сказал:

— Бедный глупыш, вот тут-то я тебя поймал, я размышляю, я не говорю о деталях. Вероятно, это не оркестр, но можешь быть уверен, там есть радио или телевизор.

— Не понимаю.

— Ты никогда ничего не понимаешь. Тебе случается слушать радио по средам? Как ты думаешь, что хотят люди услышать в среду вечером? Тираж лотереи, лапша ты, вот что!

Грацци сказал:

— Ладно, ладно, не отвлекайтесь, что дальше?

— Она не подпрыгнула, — продолжал Таркэн, — не проглотила тарелку, не проронила ни слова. Немного повитала в облаках. Так что этот тип даже не заметил ничего и лишь спросил: «Что с тобой? Устала?» Она ответила: «Да нет, цыпленочек, ничего. Я не совсем уверена». И это точно, она не была уверена. Ей нужно было оказаться в комнате, и пока тот мирно ложился в кроватку, она проверила свой билет. Говорю тебе, все именно так и было.

Она раздавил окурок, посмотрел на часы, взял трубку и сказал Грацци:

— Твоя красотка была личностью.

Он хлопнул себя по груди и произнес — алло! Грацци чистил мизинец и вспоминал белье, перемаркированное буквой «Ж», молодую брюнетку, купившую при выходе из отеля в четверг утром газету, дабы убедиться, что она выиграла достаточно, чтобы теперь приобрести новую машину «Дофин» с инициалами, женщину лет тридцати с внимательной улыбкой, умудрившуюся сохранить все — удивление, радость, навеки открытые глаза, но только не 700 тысяч франков.

16 часов 20 минут.

Билет № 51.708 был предъявлен к оплате неизвестным в субботу 5 октября около 11 часов 30 минут в помещении Национальной лотереи на улице Круа-де-Пети-Шан в Париже.

Кассиры вспомнили человека, немного нервничающего, когда он складывал 7 тысяч новых франков чистыми купюрами в старый сафьяновый бумажник. Они наверняка узнают его: память на лица считалась профессиональным качеством.

Приметы: лет 35–40, длинное лицо, длинный нос, рост 1 м 70 см, шатен, высокая прическа, словно для того, чтобы выглядеть выше ростом, очень худой, бледный, серое пальто, без головного убора.