Отшельник - Томас Рюдаль Страница 24

Сначала Эрхард сделал вид, будто просто проходил мимо.

– Как дела, Мигель? Работы много?

– У нас никогда не бывает много работы, сеньор Йоргенсен. Нам всегда хватает времени на наших гостей.

– Вы давно видели Жана Булара?

Это шутка «для своих» об одной островной знаменитости, Булар оказался в колонке светской хроники, потому что танцевал с Пенелопой Крус на террасе пентхауса в отеле.

– Я не обсуждаю гостей отеля, – с легкой улыбкой ответил Мигель.

– Даже если они нарушают закон?

– У нас такие не останавливаются.

– А как насчет тех пяти-шести человек, что зашли несколько минут назад?

– Что случилось, сеньор Йоргенсен? Неужели они забыли расплатиться по счету?

Эрхард посмотрел на Мигеля:

– Да, можно и так сказать.

– Сколько они вам должны? Может, включить сумму в их счет?

– Я сам с ними разберусь. Скорее всего, произошло недоразумение. В каком номере они остановились?

Мигель бросил на Эрхарда осторожный взгляд:

– Только для вас…

– Вы ведь понимаете, кого я имею в виду? Трое молодых людей и две… как бы их получше назвать? Сопровождающие женщины.

– Я видел только двух молодых людей. Они сняли номера сегодня, немного раньше. Говорите, их сопровождали женщины?

Мигель ни мимикой, ни жестами не показал, что понимает: «сопровождающие женщины» – значит «проститутки». Эрхарду не хотелось его смущать.

– Я ненадолго, – заверил он.

– Номера двести двадцать один и двести двадцать три. Под тем номером, где вы останавливались последний раз.

– Спасибо, Мигель. Я сейчас вернусь.

Эрхард повернул за угол и вошел в лифт. Он слишком устал, чтобы подниматься по лестнице.

Их было слышно уже из коридора. Парень гудел как пылесос. Звуки, которые издавала Алина, похожи на волынку, которую пинают ногой, но сомнения не было: это она. Звук нарастал, пока он не остановился перед дверью номера 221. Эрхарду не хотелось натыкаться на других музыкантов, но он знал, что по крайней мере один из них сейчас занят с малышкой, похожей на Бирте Тав. Возможно, с ней там двое. Из 223-го номера не доносилось ни звука. Может быть, они все заснули вповалку, усталые и обкуренные.

Он постучал в дверь три раза. Не слишком настойчиво.

– Убирайтесь! – раздался голос солиста.

– Шампанское, сеньор.

– Убирайтесь!

– От продюсера, который сидел в баре, сеньор, – соврал Эрхард, надеясь, что его слова заинтересуют солиста. Он услышал шорох, потом шаги.

Как только солист приоткрыл дверь, Эрхард ударил по ней со всей силы. Получив дверью по лицу, парень попятился, пытаясь за что-нибудь ухватиться, ничего не нашел, упал на кресло, затем на столик, перевернув картину в раме, которая со звоном упала на пол. Эрхард быстро вошел в номер.

Алина лежала посреди кровати, раздвинув ноги и раскинув руки в стороны. Эрхард отчетливо видел ее выбритый светло-русый лобок, узкую полоску живота и острые грудки. Узнав Эрхарда, она не свернулась клубком, как он ожидал, а спокойно закинула руки за голову и скрестила ноги.

Солист попытался встать, но Эрхард стукнул его о стену, потом о кровать. Из носа у парня пошла кровь. Он не мог говорить. На прикроватной тумбочке стояла открытая бутылка виски. Эрхард посмотрел на этикетку: «Джек Дэниелс», но бутылка не квадратная, как положено. Скорее всего, подделка. Парень сел, прижав ладонь к носу. Эрхард сделал глоток, потом вылил немного виски на лицо парня; тот извивался от боли, но не кричал. Эрхард не мог понять, кто перед ним – мужчина или идиот.

– Какого черта тебе здесь надо, Четырехпалый?

Эрхард стоял тихо, ждал, когда парень поднимет на него налитые кровью глаза.

– Забирай свои вещи и убирайся. Держись от нее подальше. И друзьям передай.

– Что я сделал? Я подумал… мы познакомились в баре, – просипел парень.

– Она самая главная мошенница на острове.

Алина не шелохнулась. Эрхард ожидал, что она как-то отреагирует, но она молча ждала, отчего ему стало не по себе.

– О чем ты? – спросил парень.

– Убирайся отсюда, живо! – Эрхард размышлял, не замахнуться ли бутылкой, чтобы парень понял: он не шутит, но тот быстро собрал с пола одежду и вышел из номера. Его волосатые, тощие ягодицы являли собой жалкое зрелище. Спина была вся в прыщах.

– Ты что задумал? – На губах у Алины играла отвратительная улыбка, словно ей нравилось все происходящее, словно она – популярная шлюха из фильма с Джоном Уэйном. – Сам меня хочешь, старая свинья?

– Я не трахнул бы тебя, даже если бы ты была последней женщиной на острове, мошенница. – Ему хотелось сказать что-нибудь грубое, уязвить ее, чтобы согнать наглую улыбку с ее губ. Но его слова на нее не действовали.

– Еще бы! – ухмыльнулась она.

Ему захотелось врезать ей бутылкой по лбу, а осколки вогнать в ее бездетный живот. Ему хотелось ее убить. Все в ней ему было ненавистно: ее кудряшки, и задорные соски, которые она даже не пыталась прикрыть, и самодовольная улыбка с налетом горечи – Эрхард вдруг понял, что такую улыбку невозможно стереть ни насилием, ни унижением, ни ненавистью, и бессильно смотрел на нее. Он видел Алину в деревне, когда она была девчонкой, сидела в автобусе или на задней парте в школе. Чуть косящая девчонка в цветастом платье. Он видел, какой она была в детстве: она пинала камешки на дороге и гонялась за собачьим хвостом.

– Как ты дошла до такой жизни? – спросил он.

Вопрос ее удивил. Она еще улыбалась, но глаза неуверенно отвела в сторону. Эрхард продолжал:

– Как ты стала такой равнодушной к другим? Ко всему?

– Я не позволю тебе портить мне карьеру, – сказала она и приподнялась, собираясь встать с постели.

– Оставайся на месте, – приказал Эрхард.

Она медлила и наконец наполовину прикрылась простыней.

– Чего ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты поняла, какая ты дура… Тупая кошелка, которая решила нажиться на смерти маленького мальчика.

– Тебе-то что за дело? Ты тут ни при чем.

– Нельзя бросить ребенка и выйти сухой из воды.

– Послушай, я никого не бросала. Я просто…

– Я все про тебя знаю.

– Ну и что ты собираешься со мной сделать? Сдать меня в полицию?

Снова эта раздражающая решимость. Как будто ее забавляет роль детоубийцы.

Но она права. Он сам не знает, что с ней делать. Он думал, что ему как-то удастся разбудить в ней совесть, но, потерпев поражение, понятия не имел, как поступить.