Успеть изменить до рассвета - Анна и Сергей Литвиновы Страница 24

— Знаешь, Елисей, — почти задушевно сказала она, — ты человек совсем молодой, и, я думаю, я могу тебя так называть, по имени…

— А я как могу тебя называть? — перебил, улыбаясь, хозяин. Он в очередной раз сменил свою личину, и теперь перед Варей предстал опытный соблазнитель, греховодник‑развратник. И смотрел он на нее сейчас, будто готов немедленно в койку потащить, не смущаясь присутствием майора. Примерно как стриптизер или какой‑нибудь мачо, массовик‑затейник, дорвавшийся до эффектной русской красы на турецком курорте. Притом что Кононова была настроена совсем на другое, нельзя сказать, чтобы подобные флюиды белокурого голубоглазого красавца вовсе на нее не действовали.

— Хороший мой, — улыбнулась она, — я же говорила, что мы с тобой подружимся. — Она коснулась пальцами кисти Кордубцева и чуть погладила ее. Юноша аффектированно отдернул руку — это ей не понравилось.

Участковый стоял в роли статиста. Он явно не успевал за игрой Кононовой и объекта, за постоянной сменой тона и масок.

— Нравится мне твой ремонт, — улыбаясь, проговорила она.

— Вы еще комнаты не видели, — горделиво проговорил парнишка и второй раз уже показался искренним.

— Покажешь мне их?

— В другой раз, — потух и посуровел он. — У меня там не убрано.

Но Варя продолжала в шутливом, чуть ироничном стиле, как бы даже завидуя. Будто она — бедненькая бюджетница, живущая на одну зарплату, а он — богатый родственник.

— Ты ведь сирота. Где только денег взял на такой ремонт?

Но, кажется, с этой темой она хватила лишку. Кордубцев снова замкнулся, принял горделивую осанку, холодная усмешка исказила его губы.

— А вам‑то что? Может, я наследство получил.

— Может, и получил. А может, и нет. Может, денежки не совсем чистые?

— Не ваше дело.

— Налоговую декларацию ты не подавал.

— Глубоко копаете, мамзель Варвара!

— Отрабатываем деньги налогоплательщиков.

— Может, я на тотализаторе выиграл.

— С выигрышей тоже налоги платить следует.

— Я говорил: наследство мне оставили.

— Хм. То тотализатор, то наследство. Путаетесь в показаниях. Кто конкретно оставил? Бабушка с дедушкой, пенсионеры?

— А вот это вообще ни разу не ваше дело! И нечего тут моих дедов своими полицейскими лапами теребить!

— Вообще интересная намечается тема: родители твои погибли неестественным образом, обе пары, бабушки с дедушками — тоже. — Варя сознательно обостряла ситуацию, шла на конфликт. Хотелось посмотреть, удастся ли вывести мальчишку из себя. И если удастся, то что произойдет дальше?..

Кордубцев совершеннейшим образом скривил рот, пальцы его вцепились в мраморную барную стойку.

— И что? — ледяным, надменным тоном проговорил он.

— «Ищи́те, кому выгодно». Знаешь такой важный принцип расследования? Плюс ты сам говоришь: наследство получил. Значит, гибель их всех — родителей и обеих бабушек с дедами — тебе выгодна была?

— Ну, допустим. А как я, по‑твоему, их всех убил? Я повелитель молний, да? Стихий, смерчей? Умею за две тысячи километров направлять машины в кювет?

Варя, не отрываясь, смотрела в насмешливое лицо Елисея и вдруг поняла: а ведь не исключено, что так и есть. И это впрямь он мог наслать молнии и смерчи и столкнуть на полном ходу с дороги машину. Или, во всяком случае, он сам в глубине души так считает. Уверен в своем всемогуществе.

— Почему бы и нет? Ты ведь, наверно, выигрываешь на тотализаторе? Оттуда ведь деньги, да? Значит, мог ради своей собственной выгоды и родных замочить.

Варя откровенно провоцировала Кордубцева. Что он сейчас сделает? Бросится? Швырнет в нее чем‑нибудь? Ну и прекрасно! Покушение на представителя власти. Есть свидетель. Да какой — участковый! Самое время юного гражданина задержать, а там, по ходу дела, начать с ним по‑настоящему работать. Исследовать с привлечением спецов из научного отдела, а не просто прокачивать, кто он да каков.

— Шла бы ты в… куда подальше, гражданка начальница, — с ненавистью, чуть хрипловато проговорил юноша. Но, самое главное, она вдруг с ужасом поняла, что, наверное, все случилось именно так, как она предполагала — но не смела верить. И Кордубцев действительно каким‑то образом — возможно, не ясным даже для него самого — смог погубить своих родных. И тот ад, который был в его душе, на мгновение приоткрылся перед ней. А Кононова, прекрасно понимая, что играет с огнем, но, тем не менее, не желая останавливаться на гибельном краю, сделала еще один шажок вперед, в пропасть. Она ехидненько, с издевочкой, с подковырочкой, спросила:

— Сам‑то не жалеешь, что родных погубил?

И тут он гаркнул что есть мочи:

— Неееет!!!

И его ад разверзся перед ней.

* * *

В себя Варя приходила тяжело и долго. Мутило. Болела и кружилась голова. Но, слава богу, она находилась в безопасности. В штабном фургоне, припаркованном рядом с домом Кордубцевых. Рядом хлопотал Вася Буслаев. Поднес к носу нашатырь из аптечки. Варя дернулась, и в голове прояснилось. Флешбэками стала возвращаться память.

Флешбэк первый. Страшно кричит Кордубцев — он не бьет ее, не толкает. Однако она — видимо, только от одного этого крика? — падает навзничь и бьется головой о мраморную, шахматную, черно‑белую плитку пола.

Флешбэк второй. Участковый выводит ее из подъезда. Он буквально тащит Варю на себе — откуда только силы взялись, она ведь совсем не маленькая! Встреченные местные жители, возвращающиеся домой, брезгливо отворачиваются — думают, что она пьяная, которую сопровождает участковый в форме.

Флешбэк третий. Бедный Халимулин помогает ей забраться в фургон. Сам он обескуражен, но физически, кажется, не пострадал.

Теперь он сидит рядом и довольно испуганно смотрит на Кононову. Она чувствует мгновенное раскаяние. Что ж, сама виновата. Подводила клиента к взрыву и провоцировала его — вот и получила.

— Спасибо, майор, — сказала она участковому. Язык маленько заплетался. — Присядьте, пожалуйста, к столу и пишите объяснение. Я скажу, что именно следует писать.

— Может, лучше я доведу до майора информацию? — спросил Буслаев. — А ты, Варь, отдохни.

— Нет, я в порядке, — возразила Варвара.

И она начала ясным, но слегка скособоченным от официальности языком протокола диктовать Халимулину. Голова кружилась по‑прежнему, но меньше, и тошнота тоже улеглась. Состояние было, как после серьезного удара головой и сотрясения мозга — да его, сотрясение, она, видать, и получила. Понять бы только, где кончается воздействие Кордубцева и начинается жесткий контакт с мраморной плиткой на полу его кухни.