Тайна голубиного пирога - Джулия Стюарт Страница 24

– Мы живем в хорошие времена, мэм, нам очень повезло, – посмотрев в глаза своей госпожи, сказала Пуки – впервые с тех пор, как они покинули Оксфорд-стрит.

– Да, конечно, – ответила с улыбкой принцесса, понимая, что служанка наконец пришла в себя. – Теперь в Лондоне можно заказать любую еду.

– Тридцать лет назад вас бы отправили прямиком в долговую тюрьму вместе с этим жакетом на котиковом меху, – заверила ее Пуки, вытирая салфеткой уголки рта.

* * *

После встречи с коллегами, на которой речь шла о засилье гомеопатов, доктор Хендерсон приехал на вокзал Ватерлоо и сразу же направился к поезду. Не обращая внимания на чистильщика обуви, укоряюще взиравшего на его башмаки, доктор прошел по платформе, надеясь, что не столкнется с принцессой. Его невинное желание глотнуть свежего воздуха привело к разрыву оконного ремня. За время пути до Лондона он продрог до костей, угнетенный своим поведением и испытывая опасения за здоровье принцессы и ее служанки.

Заглядывая в вагоны, Хендерсон нашел пустой, уселся в дальнем углу и раскрыл газету. Он бросал взгляд на каждого входившего пассажира и почувствовал облегчение, когда вокзальный носильщик захлопнул дверь вагона и раздался гудок поезда. Внезапно дверь вновь распахнулась, и в вагон вошел гомеопат из Ист-Моулси в цилиндре с изношенными полями. Сайласа Спэрроуграсса можно было узнать сразу же не только по маленькому росту, но и по ньюгейтской бородке, названной так в честь печально знаменитой тюрьмы. Шутили, что она является как бы продолжением веревки палача. Сев напротив доктора Хендерсона, Спэрроуграсс бросил на него беглый взгляд и приветствовал, словно тот был его коллегой. Потом гомеопат стал показывать фокус с шестипенсовиком, который, к удивлению пассажиров, в итоге оказался внутри апельсина.

Доктор Хендерсон загородился газетой, недоумевая, как можно поверить теории «подобное исцеляется подобным». Полная чушь, будто снадобья в чрезвычайно малых дозах способны произвести хоть какое-нибудь воздействие на разрушаемое болезнью тело. И все же многие в это верили: число больных, которых потерял Хендерсон из-за того, что они перешли к этому шарлатану, было велико. Мало того что тот запрашивал меньшую цену, так он еще и совершенно не интересовался содержимым ночных горшков своих пациентов.

По приезде на станцию Хэмптон-Корт гомеопат роздал пассажирам свои визитные карточки, что еще больше усилило раздражение Хендерсона. Вернувшись домой, доктор сразу же почувствовал тонкий аромат апельсинов и пряностей. Выглянув в приемную, он увидел недоеденные ломти «холостяцкого пирога» и немедленно вызвал свою экономку.

– Миссис Неттлшип, – начал он, – я совершенно уверен, что несколько раз говорил вам, но вынужден повторить: вы не должны кормить моих пациентов. Многие из них и так чересчур дородны. Торговец маслом на прошлой неделе застрял в окне гостиной: потеряв ключ, он пытался проникнуть в дом. К лодыжкам незадачливого коммерсанта привязали веревку, и с ее помощью кобыла хлеботорговца вытащила несчастного из этой западни. Ослик бакалейщика с этим не справился.

Экономка почесала свою рыжую голову:

– Ничего не могла с собой поделать, доктор. Они показались мне такими голодными, когда сидели здесь, ожидая вашего возвращения. Я нашла изюм и испекла пирог. Не хотите кусочек?

Доктор Хендерсон снял пальто, шляпу и сел за рабочий стол:

– Я прошу вас, миссис Неттлшип, не кормить их. Они ведь не звери в зоологическом саду, хотя иногда напоминают их своим поведением. А уж раз речь зашла о выпечке, вы, кажется, за последний месяц не готовили ничего другого, кроме «холостяцкого пирога». Что-то хотите мне сказать?

Домоправительница стояла, сжав ладони своих больших, как у мясника, рук и держа их перед собой.

– Такой приятный молодой человек вынужден носиться весь день по этому огромному дворцу. Сердце разрывается, глядя на вас, – вы так одиноки.

– Я прекрасно знаю, что не женат. Честно говоря, хотелось бы иного, но это уж моя забота.

– Чем я могла бы помочь вам? Разузнать имя нового мужского парикмахера?

Доктор инстинктивно поднял руку к волосам, унял негодование и попросил вызвать первого пациента. Прихрамывая, вошел человек в военно-морской форме с тусклыми серебряными пуговицами. Он сжимал в руках фуражку. На щеках пациента произрастали длинные, как у модников с Пиккадилли, бакенбарды, в которых застряла целая россыпь крошек от пирога. Мужчина представился как Уильям Шипшенкс, смотритель лабиринта. Он объяснил, что нуждается в медицинском свидетельстве о своей нетрудоспособности.

– С ногами что-то ужасное, доктор, – сказал больной, садясь. – Едва смог подняться на свою площадку. Некоторые не в силах выбраться из лабиринта, пока я не залезу наверх, чтобы дать им указания.

Взяв перо, Хендерсон записал имя пациента.

– В остальном ваше здоровье, по-видимому, в порядке, мистер Шипшенкс? Кажется, вы у меня впервые.

Смотритель еще сильнее сжал свою фуражку.

– Все дело в том, что раньше я посещал гомеопата из Ист-Моулси, – признался он.

Доктор положил перо и откинулся на спинку стула:

– Позвольте спросить, почему вы доверяете свое здоровье этому человеку?

Шипшенкс ответил не сразу.

– Потому что его лекарства не имеют дурного вкуса и не пахнут, как сапоги ассенизатора.

– Его снадобья безвкусны, мистер Шипшенкс, потому что в них, по существу, ничего нет. А теперь позвольте осмотреть вас.

Пациент снял башмаки и дырявые чулки, закатал штанины и вскарабкался на стол для обследования.

– Вам нравится ваша работа? – спросил доктор, расхаживая вокруг стола. – В Англии не так много смотрителей лабиринтов. Скорее всего, вы единственный.

Лежавший на спине Уильям Шипшенкс повернул голову к доктору:

– Бывает, сижу и думаю: что будет, если я просто плюну на все и уйду? Я уже шестнадцать лет на дожде и ветру в любую погоду, и молния меня била так часто, что я уже сбился со счета. В последний раз, когда это случилось, у меня выпали все волосы. Вновь выросшие стали виться.

Доктор разглядывал язвы на ногах больного:

– Когда это впервые появилось?

Смотритель глядел в потолок:

– Вы бы удивились, узнав, как много людей не отличают правую сторону от левой.

Пощупав пульс, доктор Хендерсон вытащил депрессор [18]и осмотрел язык больного.

– Женщины с радостью просят о помощи, когда в ней нуждаются, – продолжал Уильям Шипшенкс, как только инструмент был извлечен. – Все неприятности от мужчин.

– У вас хороший аппетит? – спросил доктор.

Шипшенкс по-прежнему внимательно разглядывал потолок: