Хлеб Гиганта - Агата Кристи Страница 24

Как хорошо, что, когда люди спрашивают «о чем ты думаешь?», они не хотят узнать это на самом деле! Всегда можно сказать «ни о чем», так же как в детстве он говорил «ничего».

Он ответил на все вопросы миссис Левинн и пообещал все передать маме. Себастиан провод ил их до дверей, они попрощались и вышли на одну из лондонских улиц. Джо с восторгом потянула носом воздух.

— Как я люблю Лондон! Знаешь, Вернон, я приняла решение. Я буду учиться в Лондоне. Я намерена серьезно поговорить на эту тему с тетей Мирой. И еще я скажу, что не собираюсь жить с тетей Этель, я буду жить отдельно.

— Это невозможно, Джо. Девушки не живут отдельно.

— Живут. Я могу жить вместе с подругой или подругами. Но жить с тетей Этель, вечно спрашивающей, куда я иду и с кем — это невыносимо! В любом случае, ей не нравится то, что я суфражистка

Тетю Этель, у которой они в данный момент жили, они называли тетей только с ее любезного разрешения, на самом деле она была сестрой тети Кэрри.

— Ой, я в связи с этим как раз вспомнила, — продолжала Джо, — что хотела тебя кое о чем попросить, Вернон.

— О чем?

— Миссис Картрайт, в качестве особой услуги, пригласила меня завтра на этот Большой концерт.

— Прекрасно.

— Да нет, я совсем не хочу идти!

— Придумай какую-нибудь отговорку.

— Все не так просто. Лучше пусть тетя Этель считает, что я пошла на концерт. Не хочу, чтобы она вынюхивала, куда я пошла на самом деле.

Вернон присвистнул.

— Вот, значит, как? И куда же ты собралась? Кто на этот раз, Джо?

— Ламарр, если тебе угодно.

— Этот прохвост?

— Он не прохвост, он замечательный — ты даже не представляешь, какой он замечательный!

Вернон усмехнулся.

— Нет, не представляю. Я не люблю французов.

— Ты просто дикарь. Но это не имеет значения, нравится он тебе или нет. Он повезет меня на машине за город, в дом своего друга, там находится его шедевр. Я так хочу поехать, Вернон, а тетя Этель меня ни за что не отпустит, если я ей скажу!

— Тебе не следует колесить по окрестностям с подобным типом.

— Не будь занудой! Ты что, думаешь, я сама не знаю, что можно, а что нельзя?

— Ну а в чем моя-то роль будет заключаться?

— Понимаешь, — в голосе Джо послышалось беспокойство, — ты должен будешь пойти на концерт вместо меня.

— Нет. Я не смогу. Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу музыку.

— Вернон, ты должен! Это единственный выход. Если я скажу, что не пойду, она позвонит тете Этель и предложит пойти кому-нибудь из девочек, и тогда толстуха взбесится! Но если вместо меня просто придешь ты — мы договорились встретиться у Альберт-Холла — и принесешь за меня извинения, тогда все будет в порядке. Ты ей очень нравишься — с тобой ей будет намного лучше, чем со мной.

— Но я не выношу музыку!

— Знаю, но потерпи всего лишь один разочек! Полтора часа. Концерт не продлится дольше.

— Черт возьми, Джо, я не хочу!

Рука, на которую опиралась Джо, задрожала Девушка внимательно посмотрела на Вернона.

— Это смешно — то, как ты относишься к музыке, Вернон. Я никогда не встречала людей, которые бы так ее ненавидели. Большинство к ней просто равнодушны. Но я считаю, тебе стоит пойти — а ты знаешь, я плохого не посоветую.

— Хорошо, — внезапно согласился Вернон.

В этом не было ничего хорошего. Но это надо было сделать. Они с Джо всегда держались вместе. В конце концов, она права, это всего лишь полтора часа Почему же он чувствует себя так, словно принял поспешное решение? Его сердце словно налилось свинцом — вот-вот провалится в пятки. Он не хотел идти — о, как он не хотел идти!..

Пусть это будет как визит к зубному врачу — главное, не думать заранее. Он попытался переключиться на что-нибудь другое. Джо удивленно посмотрела на него снизу вверх, услышав, что он смеется.

— Ты о чем?

— Так, вспомнил, как ребенком ты уверяла меня, что никогда не свяжешься ни с одним мужчиной. А теперь только и делаешь, что встречаешься то с одним, то с другим. Ты влюбляешься и забываешь о своей любви примерно раз в месяц.

— Не будь таким противным, Вернон. Что вспоминать детские фантазии? Ламарр говорит, что, если у тебя есть темперамент, всегда так бывает. Но когда приходит настоящее чувство, все по-другому.

— Ну, так я тебе советую — не езди с Ламарром и не торопи настоящее чувство.

Джо не ответила Она ограничилась тем, что сказала

— Я не такая, как мама. Мама была такой... такой мягкой с мужчинами! Она отдавалась целиком — готова была сделать все, что угодно, для того, кого она любила Я не такая.

— Конечно, — согласился Вернон, подумав, — конечно, ты не такая. Ты не загонишь себя в тот же угол, как она Но ты можешь загнать себя в другой.

— В какой — другой?

— Сам не знаю. Например, выскочишь замуж за того, к кому будешь испытывать «настоящее чувство» только потому, что все остальные его не любят, и потом всю жизнь будешь его защищать. Или решишь просто жить с кем-то вместе только потому, что сочтешь свободную любовь отличной идеей.

— Так и есть.

— Да я и не отрицаю. Хотя для себя я считаю это формой отношений, губительной для общества Но ты неисправима. Если кто-то запрещает тебе что-то, ты всегда стремишься сделать наперекор, забывая при этом о том, чего .ты сама хочешь. Может, я не очень связно объяснил, но ты понимаешь, что я имею в виду.

— Чего я действительно хочу, так это делать что-нибудь! Быть великим скульптором...

— Это потому, что у тебя «чувство» к Ламарру...

— Нет, не из-за этого! Боже мой, Вернон, ну почему ты такой несносный?! Я всегда хотела что-нибудь делать — всегда, всегда! Я и в «Могучих Братьях» это говорила

— Забавно, — сказал Вернон. — Старина Себастиан тоже говорил тогда многое из того, что говорит сейчас. Возможно, мы не так уж меняемся, как нам кажется.

— А ты собирался жениться на красивой девушке и жить в «Могучих Братьях», — сказала Джо с легкой издевкой. — Теперь ты уже не считаешь это смыслом жизни, не так ли?

— Очевидно, с годами человек становится хуже.

— Ленивее — просто ленивее!

Джо смотрела на него, не скрывая раздражения. Они с Верноном так похожи, но в чем-то — совсем разные!

А Вернон думал: «„Могучие Братья"... Через год мне исполнится двадцать один».

Недалеко от них проходил митинг Армии спасения. Джо остановилась. Бледный худой юноша произносил речь, стоя на ящике. Его голос, высокий и пронзительный, донесся до них эхом: