Правосудие с того света - Тиана Весняк Страница 24

«He мешало бы поближе познакомиться с личной жизнью Виктора, — размышлял Кирилл, сидя перед экраном компьютера. — А для этого надо встретиться с горничной семьи Усовых. Как же ее зовут?.. Вадим мне говорил… старинное имя такое… А! Ефросинья…»

Кирилл отвлекся от работы.

«Что же получается?. Павел ездил в Барнаул, Софья ездила в Барнаул… — он усмехнулся. — Поговорив с ней, я, конечно, получу такое же четкое объяснение причины ее появления там, как и от Павла…»

На мозаичном полотне мысленно складываемой Кириллом картины появилось новое действующее лицо — Поль Бодэн. Эта фигура сразу привлекает внимание и вроде бы в полной мере освещена, но этот свет обманчивый, ложный. Яркий луч выхватывает только холодную маску лица, под которой, несомненно, кипят страсти. Столь неожиданная, не вяжущаяся с обликом Поля любовь к Светлане… Завещание, которое, без всяких сомнений, будет связано с ним, поскольку адвокат уже

поставил в известность Вадима о желании Виктора вскрыть завещание только в присутствии брата, а это, понятно, неспроста. О чем же все-таки говорили братья на своей последней встрече в Барнауле?

Кирилл машинально открыл папку и пробежал глазами двадцать фамилий пассажиров контрольных рейсов.

«Личности троих я уже выяснил: господин Еремин, летавший на похороны; известная художница и любовница погибшего Софья Бахматская, уверявшая меня, что рисовала донские просторы, в то время как была в Барнауле, и брат Усова, Поль Бодэн… А не мог ли этот Поль Бодэн, ловко изменив свою внешность, оказаться одним из туристов?.. — спросил себя Мелентьев. — Да, необходимо проверить всех пассажиров контрольных рейсов, чтобы окончательно сосредоточиться на уже знакомых мне действующих лицах».

Кирилл прикрыл ладонью уставшие глаза и попытался расслабиться. Тщетно! Лихорадочное состояние, охватившее его, побуждало действовать и беспрестанно размышлять, потому что он уже почувствовал, что стоит только заглянуть за нужную грань сверкающего обманчивым светом зеркального лабиринта, как все станет ясно. Казалось, еще совсем немного, еще один шаг, одна оригинальная, нестандартная мысль — и он увидит лицо преступника. Его отражение однажды как

будто уже мелькнуло… но тут, же рассеялось…

«Образ на грани исчезновения, — вздохнул Мелентьев. Надо успокоиться и отделаться от лихорадки в мыслях».

Кирилл взял телефонную трубку и, заглянув в записную книжку, набрал номер.

— Ефросинья Илларионовна?

— Да! — ответил приятный голос.

Кирилл представился.

— Мы не могли бы с вами встретиться?

— А что Я вам могу рассказать? Я дома сижу…

— Тем не менее я очень хотел бы вас увидеть, — мягко настаивал Мелентьев.

— Ну что ж, сегодня я освобожусь в шесть.

— Отлично! Я буду ждать Вас внизу, в машине.

Вечер был ветреный, моросил дождь, поэтому Ефросинья Илларионовна, выйдя из подъезда, с удовольствием села в комфортабельную кабину джипа.

Допросить горничную… Особенно — горничную новорусских. О! Это целая наука.

Несколько лет назад эта женщина и в страшном сне не могла увидеть, что из чиновницы, удобно сидевшей в своем кабинете, она вдруг окажется в услужении, у удачливых выскочек. Кто такой Усов?.. Темная фигура. А его жена? Какая-то учительница из провинции… А Ефросинья же уверенно восседала пусть в небольшом, но своем кресле райкоме или НИИ, да мало ли было всяких мест… И вот весь этот, казалось бы, незыблемый порядок вещей нарушился, все зашаталось, но она сумела перескочить из своего мягкого кресла на относительно удобный стул, а уже когда и стул сломался… женщина растерялась окончательно. И когда она, выбившаяся из сил и тысячу раз проклявшая свою жизнь, сумела получить место горничной, то, как это ни горько, была рада. С одной стороны, она ненавидела своих хозяев, потому что именно такие вот и расшатали устои ее спокойной жизни, но с другой стороны, в свои сорок с лишним, она, больше всего на свете, страшилась потерять это мерзкое, но теплое

место. За окнами — дикий разгул Кризиса, потомка послереволюционной Разрухи, за окнами — «Ветер, ветер на всем божьем свете», поэтому до ужаса страшно очутиться вновь за этой крепкой дверью.

Мелентьев пригласил горничную в небольшое кафе в «Охотном Ряду». Она заказала себе кофе и какое-то многослойное пирожное, украшенное клубникой, в волнах безе.

— Ефросинья Илларионовна, — начал Кирилл, старательно выговаривая ее имя.

Женщина звонко рассмеялась и, блеснув темными глазами, сказала:

— Называйте меня Фридой, а то с произношением моего имени и отчества наша беседа затянется до глубокой ночи.

— С удовольствием, — согласился Кирилл.

«А она в прошлом была женщина с искоркой, — в то же время подумал он, бегло оглядев ее шею и грудь, — и на лицо недурна… Такие привыкли нравиться».

Подтверждая его мысли и чувствуя себя чрезвычайно неловко в положении горничной перед таким красивым молодым человеком, Фрида, будто, между прочим, сказала:

— Я ведь не всегда была горничной…

— Вам ни к чему это говорить, — излучая глазами теплый синий свет, бархатным голосом многозначительно произнес Кирилл. — Это видно сразу!

Она глубоко вздохнула:

— Да… кто бы мог подумать, что моя жизнь сложится так…

— Уверен, что это всего лишь одна из каверз судьбы. С вашей внешностью это надолго не затянется… Женщина ошалела от такой приятной лжи, в которой она, тем не менее, захотела увидеть правду — и увидела.

«С ума сойти, а я, видно, понравилась этому мальчику!»

Она игриво повела глазами и опять вздохнула.

Кирилл попросил разрешения заказать ей ликер. Тягучая, пьянящая жидкость мягко обволокла гортань, наполнила все тело теплом и освободила голову от серых мыслей. Синий взгляд Кирилла приятно скользил по ее лицу, шее, груди.