Заложник - Кристина Ульсон Страница 24

Черт возьми! Брюс почувствовал, как в нем закипает злоба. Шеф убьет его, если узнает, в какое унизительное положение он себя поставил.

— Насколько я знаю, основная ответственность за эту операцию возложена на ФБР.

Грин усмехнулся:

— Самое удивительное, что и на нас тоже. Во всяком случае, пока самолет не пересечет воздушную границу США.

Брюс понял, что его обыграли, и проглотил насмешку.

— Это ничего не меняет, — нашелся он. — Конечная цель «боинга» — Нью-Йорк. Это американская территория, а следовательно — зона ответственности ФБР.

Деятельность ЦРУ на территории Штатов запрещалась законом, по крайней мере на этот счет их должны были просветить.

— Давайте не будем спорить, — сказал Грин. — В своем сообщении вы как будто упоминали «коттедж Теннисона»?

— Совершенно верно, — ответил Брюс. — Нам известно, что это заведение было упомянуто в записке, которую террористы оставили в туалете. Самое удивительное, что, помимо «коттеджа Теннисона», в ней поднимается вопрос об освобождении Захарии Келифи.

— Должен признаться, мы в неменьшем недоумении. — Грин озабоченно наморщил лоснящийся лоб. — Понимаю, что это возмутительно, тем не менее это так.

— Дайте мне хоть что-нибудь, с чем можно было бы работать, — сказал Брюс. — Какие-нибудь имена, телефоны, адреса в Швеции.

Грин пробурчал что-то, повернувшись к коллеге слева. Похоже, он один имел здесь право голоса.

— Как вы понимаете, «коттедж Теннисона» среди всех наших объектов самое уязвимое место, а потому самое секретное. После слухов о применении пыток водой и прочем вопросы о судьбе подобных учреждений обсуждению не подлежат, это исключено.

— Боюсь, ваши меры запоздали, — покачал головой Брюс. — О «коттедже Теннисона» уже пишут СМИ. И то немногое, что есть в Интернете, теперь в распоряжении любого журналиста.

— Именно, — кивнул Грин. — И поэтому сейчас самое время залечь на дно, чтобы ограничить распространение информации как можно меньшим числом людей.

— И я, насколько понимаю, в это число не вхожу?

Брюс не выдержал. К черту дипломатичность, если от нее нет никакого толку.

— Не стоит горячиться понапрасну, — успокоил его Грин. — Разумеется, мы будем привлекать к сотрудничеству и ФБР, но лишь в том объеме, в котором это необходимо.

Брюс опешил. Итак, их держат за маленьких детей, которые должны играть в песочнице под надзором взрослых.

Грин пристально смотрел на него через стол:

— Я дам вам то, что вы просите. Но шведам — ни слова. Они должны получать информацию только от нас. Договорились?

Брюс кивнул.

— «Коттедж Теннисона» — одно из самых молодых учреждений такого типа. Эксплуатируется не больше трех лет. Заключенных там немного, и расширения не планируется. Большинство попало туда за действительно тяжкие преступления. Парни, скажем так, с самым высоким ай-кью из тех, кому нам когда-либо доводилось развязывать языки.

Развязывать языки…

Брюс понимал, что значат эти слова, и они ему не нравились. Пытки — достояние исторического прошлого, им нет места в современном мире. Кроме того, они бесполезны. Разве можно доверять информации, добытой при помощи электрошока? Конечно, говорить обо всем этом Брюс не стал. Иначе встреча закончилась бы, не успев начаться.

— Не то чтобы это один из наших главных объектов такого рода, — продолжал Грин, — но он выполняет свои задачи, и не без успеха. В «коттедже Теннисона» около полусотни заключенных. За один раз туда поступает не более пятнадцати человек, и никто из них не задерживается там дольше шести месяцев. Мы ограничиваем ротацию.

— То есть из них выжимают необходимые сведения и препровождают дальше? — подытожил Брюс.

— Так было задумано изначально, и это работает. Из каждой полусотни человек около сорока пяти направляются в места постоянного заключения. Большинство прибывших из Пакистана передаются в руки наших пакистанских коллег. То, что происходит в «коттедже Теннисона», по большому счету малоинтересно. Скажу только, что после возвращения оттуда преступники плохо помнят, что с ними там делали.

Брюс старался выглядеть невозмутимым. Он достаточно долго общался с сотрудниками ЦРУ, чтобы знать, что далеко не все они разделяли точку зрения Грина относительно методов ведения войны с терроризмом. Поэтому встречи с персонажами типа того, что сидел сейчас напротив, всегда обескураживали Брюса. Не только американское правительство допускало пытки подозреваемых в самом страшном из преступлений. В демократических странах Европы и всего мира в последнее время находилось все больше сторонников подобных изуверских приемов.

— Но какая-то их часть все-таки выходит на свободу? — спросил Брюс.

— Очень незначительная, — ответил Грин. — Если быть точным, на сегодняшний день таких случаев только два.

— Однако вы сейчас сказали, что из пятидесяти заключенных лишь сорок пять переводятся в другие тюрьмы?

Грин молчал, играя авторучкой.

— Некоторых мы теряем, — признался он наконец. — Совершенно непреднамеренно, уверяю вас. Тем не менее бывает и такое. У одного сердечный приступ, у другого эпилепсия — всего предусмотреть нельзя. Черт! Обидно обнаружить наутро мертвым того, кто так много мог бы тебе сообщить.

Грин продолжал крутить пальцами авторучку. Такое впечатление, что он не мог сидеть без дела. Говорил он так, будто выплевывал каждое слово сквозь зубы как что-то ему ненужное.

— А те двое, что были выпущены на свободу, — опять заговорил Брюс, — они смогут что-нибудь рассказать о «коттедже»?

— Один из них уже сделал это. В Интернете есть одна-единственная статья, где встречается название этого учреждения. Журналист вышел на отца одного из тех парней, и тот, конечно, не упустил возможности поплакаться. Имен в статье не упоминается, но мы, конечно, знаем и папу, и сына.

Грин ухмыльнулся, повернувшись к каждому из своих коллег. Те также поочередно оскалились. А что им оставалось? Грин явно не из тех, кому можно отказывать в поддержке, не рискуя карьерой.

— И кто этот человек, с которым беседовал журналист?

Брюс читал эту статью, но уже не помнил деталей.

— Сидел не он, а его сын, — напомнил Грин. — Парень марокканец, приезжал в Пакистан, в лагерь для подготовки боевиков.

— Он как-нибудь связан со Швецией и Келифи?

— Такой информации у нас нет.

Брюс задумался. Захария Келифи тоже из Северной Африки. Хотя, в сущности, это ни о чем не говорит. Келифи алжирец, а этот парень из Марокко. Неудивительно, если они ничего друг о друге не знают.

— Послушайте, — Грин доверительно наклонился через стол, — не мое дело, на что вы тратите свое рабочее время. Но будь я на вашем месте, раз и навсегда отказался бы от затеи найти связь между «коттеджем Теннисона» и Захарией Келифи. Ваш алжирец не из тех, кто туда попадает. То же касается и его знакомых и родственников. Оба пункта совершенно не соотносятся друг с другом.