Мы поем глухим. Сто солнц в капле света - Наталья Андреева Страница 24

Когда-то давно Венсенский лес был просто одним из охотничьих угодий всемогущих королей Франции, потом, уже при Людовике ХV, облагорожен для прогулок и превратился в прекрасный парк. Но Великая французская революция, которая не пощадила монархию, не пощадила и его. И парк для прогулок превратился в зону военных учений. Тем не менее это не мешало аристократам, искавшим тишины и уединения, иногда наведываться туда и, бродя среди вековых деревьев, искать остатки былого величия французской монархии.

Царствование Луи-Филиппа, взошедшего на престол вследствие революционного переворота, никак нельзя было назвать спокойным. Поэтому военные учения являлись обязательными, а Париж готовился к осаде, как неверная жена к разводу, зная, что рано или поздно роковое выяснение отношений состоится.

Одной из строек, затеянных при Луи-Филиппе, и был редут де Гравель. Находился он на юго-западе Венсенского леса. Место и в самом деле было уединенное, а в час, когда барон Редлих и Серж Соболинский назначили там встречу, уже сгущались сумерки. Зимой темнеет рано, и уже в четыре часа гуляющие в парижских парках возвращались домой. В Венсенском лесу в это время дня тоже было пусто.

Папаша Базиль тут же предложил барону свои услуги.

— В провожатых не нуждаюсь, — поморщился тот. — Или ты мне чего-то недоговариваешь?

— Как можно, сударь! Но кто знает, что у этого русского на уме?

— Не говори чепухи! Мы цивилизованные люди, а не какие-нибудь дикари. Что касается меня, то я собираюсь жить долго и счастливо. Чего желаю и месье Соболинскому.

Сыщик невольно потрогал шею. «Так-то оно так, — подумал он. — Только лучше бы вам не говорить, господин барон, о какой женщине идет речь».

Прекрасно зная этих благородных господ, папаша Базиль был уверен, чтобы оба будут крайне деликатны, обсуждая предмет торга. Ведь речь идет о даме (как думает барон). Что касается Соболинского, то он аристократ до мозга костей и вряд ли станет обсуждать эту сделку в деталях. Если же все вскроется, папаша Базиль всегда может сбежать в свое поместье вместе с Терезой. Денег на первое время хватит: двадцать тысяч франков, уже полученные от барона Редлиха. Но сыщик понадеялся на свою удачливость, когда устраивал эту встречу.

Разумеется, он тоже поехал в Венсенский лес, но тайно, чтобы никто из этих двоих его не видел.

Барон воспользовался собственным экипажем, Соболинский нанял фиакр. И приехал чуть позже назначенного часа, в то время как барон Редлих был точен. Он прогуливался у форта де Гравель, пытаясь сосредоточиться, и даже был рад небольшому опозданию русского. Раньше эти двое никогда не встречались, поэтому, прежде чем начать разговор, они какое-то время приглядывались друг к другу.

Эрвин Редлих не мог не оценить достоинства своего соперника. Как всякий финансист, он предпочитал смотреть правде в глаза, высчитывая с точностью все возможные риски. И сейчас он понял, что риск велик. К своим тридцати восьми годам барон неплохо изучил женщин. Вот уже пять лет он жил с одной из самых красивых из них, и уж точно с самой дорогой. Он знал, что женщины падки на деньги и на красивую внешность. Денег у Соболинского не было, а вот внешность была на редкость счастливая. Но главное: у них с Александрин было прошлое. В то время как у самого барона не было с любимой женщиной ни прошлого, ни настоящего, а возможно, что и будущего, как подумал он, глядя на стоящего перед ним мужчину.

Поэтому мысленно барон повысил ставку. Он собирался назвать одну сумму, но сейчас решил, что назовет другую.

— Барон Редлих, если не ошибаюсь? — слегка поклонился ему Соболинский.

— Вы не ошибаетесь, сударь. А я, надеюсь, тоже имею честь видеть перед собой дворянина?

— Хотите знать, насколько древнее мое дворянство? — усмехнулся русский. — Не беспокойтесь, сударь, оно было пожаловано моим предкам еще при Иване Грозном, если это вам о чем-нибудь говорит.

— Я не имею чести знать историю вашей страны, — размеренно сказал барон. — Что касается меня, мое дворянство родилось не при Июльской монархии, и даже не при Буонапарте. Несмотря на то, что я финансист. Девиз моего весьма древнего рода «Aliis inserviendo consumer».

— «Служа другим, расточаю себя», — тут же перевел Соболинский с латыни. — Что ж, барон, девиз прекрасный. Однако мы слишком увлеклись изучением наших родословных. Дело, о котором вы хотели бы со мной поговорить, как я понимаю, чрезвычайно деликатное.

— Вы правильно понимаете, сударь. Поэтому я не хотел бы называть предмет.

— Но речь ведь идет о женщине?

— Да. О женщине. Скажу вам прямо: я ее люблю. Я добиваюсь ее всеми способами, которые только возможны, и как мне казалось, уже близок к успеху, но тут являетесь вы.

— Вы ее любите? Я не ослышался? — откровенно удивился Соболинский.

— А разве выее не любите?

— Люблю, но… Черт возьми, как же это сказать-то, когда речь идет о таком деликатном предмете! Я ее люблю, барон, особойлюбовью. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Я пытаюсь вас понять, сударь. — Соболинскому показалось, что барон Редлих слегка разозлился. — Впрочем, это ваше дело, как именно вы ее любите и как именно она любит вас.

— Черт возьми! — расхохотался русский. — Точнее и не скажешь!

— Но мне, скажу прямо, это на руку. Ваше легкомыслие. Потому что мои собственные чувства гораздо серьезнее. Я хочу, чтобы вы уехали из Парижа.

— Но я только недавно сюда приехал, — улыбнулся Соболинский.

— Вы уже должны были понять, что парижский климат вам не совсем подходит. Здесь слишком свежо, — с ненавистью посмотрел на него барон. — Но я также знаю, что на родину вы вернуться не можете. Вам грозит каторга. В Сибири уже не просто свежо. Как говорят, там очень холодно. Я полагаю, что вы заботитесь о своем здоровье.

— Я вижу, вы навели обо мне справки. Вы и в самом деле банкир. Какая калькуляция!

— Я предлагаю вам страну с более подходящим климатом, — гнул свое барон.