Жизнь после жизни - Александра Маринина Страница 24

— Кажется, Екатерина Вторая сделала его наставникомсвоих старших внуков, — Неуверенно произнесла она. — Я правильнопомню?

— Совершенно верно, — радостно закивалаМуравьева. — Его обширные познания в области словесности, истории ифилософии просто потрясли императрицу. Так вот, после его смерти вдова сделалаих дом на Фонтанке в Петербурге открытым для многих писателей, поэтов и художников,которые там подолгу жили. Вокруг вдовы и сыновей Михаила Никитича собиралисьлучшие умы Петербурга, с ними дружили Пушкин, Вяземский, Тургенев. Я особообращаю ваше внимание, деточка, на фамилию Вяземского. Вы ведь слышали,наверное, что эту усадьбу называют «усадьбой Вяземских»?

Настя молча кивнула, об этом было написано в той статье,которую давал ей прочесть Бегорский. Она терпеливо ждала, когда ЕленаСтаниславовна закончит хвастаться своими именитыми предками. И вообще, она былауверена, что к «тем самым Муравьевым» пухленькая дамочка имеет весьмапризрачное отношение.

— Тогда вы должны понимать, что судьба отнюдь неслучайно привела меня в эту усадьбу, коль она так или иначе связана с родомВяземских. Это связь поколений, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я понимаю, — снова послушно кивнула Настя.

Она вспомнила, что Тамара называла Муравьеву закоренелойпрозападницей. Елена Станиславовна каким-то образом ухитрилась прожить месяц вИталии и с тех пор считала себя белой костью. Именно поэтому она полагала, чтоВалерий Васильевич Полосухин должен достаться именно ей, поскольку он тоже жилза границей и умеет ценить европейский стиль жизни и европейскую культуру.Тамара даже процитировала одну свою клиентку, которая якобы своими ушамислышала, как Муравьева говорила:

— Валерий Васильевич ровня мне, а не этим двумпровинциалкам, которые слаще морковки ничего в жизни не пробовали.

Под двумя провинциалками, естественно, подразумевалисьКорягина и Павлова. Себя же, родившуюся в областном центре и пятьдесят лет прожившуюв Томилине, Елена Станиславовна провинциалкой, разумеется, не считала, ведьмесяц, проведенный в Италии, с лихвой перекрывал все географические нюансы еежизни. Поездка Павловой в Канаду в расчет отчего-то не принималась, вероятно,потому, что Канада — это все-таки не старушка-Европа.

Наконец-то дело дошло до тех вопросов, которые интересовалиНастю. Она еще раз обозначила тему своего исследования и осторожно началаспрашивать про жизнь Елены Станиславовны после выхода на пенсию, а приложивминимум ловкости и обходительности, довольно быстро вывела Муравьеву нарассказы о других членах клуба, в том числе и о тех, которые перестали посещать«Золотой век» после публикации в «Томилинском курьере».

— Лично я ни в какие привидения не верю, —категорично заявила Елена Станиславовна. — Какие-то маньяки, какие-толегенды… Это все полная чушь, деточка. Ну, я бы еще понимала, если бы речь шлао Старой Англии или замках Луары, но у нас-то какие могут быть легенды иманьяки? Откуда им взяться? У нас жизнь такая обыденная, такая серая. Нет, нети нет, и Галя, и Аида сами виноваты в том, что их убили, вероятно, они кому-тоочень насолили. А чему удивляться? Они были такими… конфликтными, если выпонимаете, что я имею в виду. Вот помяните мое слово, они наверняка чем-токого-то сильно обидели. А те, кто волнуется и верит в глупые легенды, —это просто быдло, которому нечем занять мозги. Но мы-то с вами интеллигентныеженщины, деточка, мы-то с вами понимаем, что к чему. Вы бывали за границей? Агде? В Италии? И в Германии? Ну, тогда вы тем более должны меня понимать.

После этого разговор самым естественным образом свернулнепосредственно на Галину Ильиничну и Аиду Борисовну, потому что должна же былаЕлена Станиславовна объяснить, какими такими «конфликтными» были убитые и чемони могли кого-то обидеть.

К Галине Ильиничне Корягиной Елена Станиславовна испытываланеприкрытое презрение, которое даже не пыталась как-то закамуфлировать.

— Жуткая особа, просто жуткая, — говорилаона. — Привыкла всеми командовать, а сама необразованная, тупая, за всюжизнь ни одной приличной книги не прочла. Такая, знаете ли, горластая, на крикбрала, на демагогию, ну, как они там в своей партии привыкли. И всюду лезла,все время тянула одеяло на себя и совершенно не давала вздохнуть нормальныминтеллигентным женщинам, если вы понимаете, что я имею в виду. Что с нее взять:плебейка — она плебейка и есть. Вся ее сущность была в ее речи, она через словоповторяла: «А все равно по-моему вышло…», «Вот раньше…», «Вот при советскойвласти…», «Сталина на вас нету, он бы навел порядок!», «Жалко, у нас нет стопервого километра, как в Москве, выслать бы вас, блудниц».

— Блудниц? — переспросила Настя. — Это когоже?

— Ну как кого? Нас с Аидочкой. Аидочку она порицала заевропейскую манеру одеваться.

— А вас за что?

— За любовь к европейской культуре, — фыркнулаМуравьева. — Гале, видите ли, казалось, что вся европейская культура — этоодна сплошная порнография. Хотя что онй понимала? У нее на все была однаприсказка: «Вот в русской живописи все целомудренно, никаких голых баб, а уэтих ваших Рубенсов один блуд на уме». Да она ни одного имени, кроме Рубенса,не знала! И такая вот недалекая бабенка умудрилась влюбиться в нашего ВалерияВасильевича. Просто прохода ему не давала, стоило ему появиться — и Галя туткак тут. Не знаю, как он, бедненький, это терпел. Вы только подумайте, он такойспокойный, вежливый, надежный, порядочный, вдовец, приличный во всех отношенияхчеловек, если вы понимаете, что я имею в виду, он умеет ценить европейскийобраз жизни и европейскую культуру, а что Галя про него говорила?

— И что же? — живо заинтересовалась Настя.

— Что у него есть темное пятно в виде эмиграции, онРодину предал и променял на сладкий заграничный пирожок, но осознал, что черныйрусский хлебушек ему милее, значит, еще не все потеряно и его можноперевоспитать. Вы можете себе представить? Она, понимаете ли, имела на неговиды и считала, что из нашего Валерия Васильевича может слепить для себяподходящего мужа. Тоже мне, невеста! Где Валерий Васильевич и где — Галя! Ихдаже на одну доску ставить нельзя.

«Ну конечно, — подумала Настя, быстро записывая заМуравьевой, — Корягину на одну доску с Полосухиным ставить нельзя, а тебя,значит, можно».

— Чем же она могла так сильно кого-то разозлить, что ееубили?

— Ой, я вас умоляю! — Муравьева картинно возделаруки к потолку, попутно поправив кокетливым жестом прядь волос над ухом. —Галя была обманщицей и интриганкой. Знаете, у нее была квартирантка, так Галяуверяла, что не берет с нее денег, а я уверена, что она врала. Брала онаденьги, а перед нами прикидывалась бескорыстной, чтобы Валерию Васильевичупонравиться. Она ведь и серьезных людей обмануть могла. Вот я вам один случайрасскажу…

…Собирались праздновать день рождения Елены Станиславовны,которая организовала угощение, надела свой лучший наряд и записалась кпарикмахеру на прическу. Тамарочка-то работает в усадьбе всего полгода, апарикмахерская здесь с самого начала была, только другой мастер работал,попроще, конечно, чем Тамарочка, но тоже очень приятная была женщина. Так вот,Елена Станиславовна сделала все для того, чтобы в день своего рождения поразитьокружающих своей красотой и элегантностью. И вдруг к ней подошла ГалинаИльинична и сказала, что Муравьеву ищет сам Андрей Сергеевич. Муравьевапереполошилась, она была уверена, что Бегорский ищет ее, чтобы лично поздравитьи вручить подарок. Она помчалась на второй этаж к его кабинету, но дверь былазаперта. Она кинулась к Верочке, главному бухгалтеру, но Верочка сказала, чтоАндрей Сергеевич минут двадцать назад уехал в Москву. Елена Станиславовна неповерила и решила, что Верочка что-то путает, потому что Галина Ильинична всегодесять минут назад сказала, что Бегорский ее ищет. Она истово металась по всейусадьбе, заглядывала во все помещения, спрашивала о Бегорском всех, коговстречала на своем пути. Наконец, она догадалась добежать до боковых ворот,через которые въезжали и выезжали машины, и задать вопрос охраннику, которыйизумленно поднял брови и вполне авторитетно подтвердил информацию Верочки,дескать, хозяин действительно уехал. К тому времени — уже час назад. Тутвзмыленная Елена Станиславовна вспомнила про запись к парикмахеру, метнулась всалон, но в кресле гордо восседала Галина Ильинична, которой уже делалиприческу. Парикмахер растерянно стала объяснять, что у нее на сегодня полнаязапись, даже журнал показывала Елене Станиславовне, и в другое время онаименинницу принять никак не сможет, а Галину Ильиничну она взяла на стрижку иукладку только потому, что Муравьева вовремя не пришла. Так и вышло, что насвоем дне рождения Елена Станиславовна была без прически, с непрокрашенными инеуложенными волосами, а «эта гадина» красовалась с новой стрижкой и наряднойукладкой.