Свидание у Сциллы - Жан-Мишель Риу Страница 24

Я возвращался поездом вместе с отдыхающими. Экспресс бесконечно долго тащился до Парижа. Основная причина была в прилагательном «региональный», присвоенном этому поезду.

Региональный экспресс идет со всеми остановками.

На поезд садилось и из поезда выходило столько людей, что их количество, казалось, превышало население кантона. Народ возвращался с сельских собраний, с ярмарки телят, с семейных пикников, из зоопарка, после посещения больниц и умирающих бабушек. Лица менялись, как пейзажи. Время от времени оазисы деревень и поселков сменялись пустынями распаханных полей.

В Дюртале в вагон ввалилась группа молодежи. Положив ноги на сиденья и развалившись, они обсуждали концерт, с которого возвращались. В глубине вагона старик в вельветовых брюках ругал парнишку, носившегося по проходу. Старик не слушал, о чем разговаривала молодежь. В цену его билета были включены неудобства. Наконец молодые люди сошли с поезда, и старик погрузился в газету с местными новостями. По средам на ипподроме в Ла Сюз-сюр-Сарт проходили рысистые испытания.

В купе наступило затишье. Я смотрел через окно на пастбища Мена, потом на Ле Ман и длинную полосу Ла Боса. Я не жаловался. Я обожал этот поезд-корабль, не считающий своих гаваней. Кондуктор представлялся мне капитаном, знатоком географии. Франция была его территорией, и он знал ее, С тех пор как появился кондуктор, путешествие стало организованным. Медленно, но верно мы приближались к порту прибытия. Место в таком вагоне идеально подходило для творчества, и я принялся за дело.

Только раз я отвлекся, когда мимо пронесся скорый поезд на Париж. Парижане спешили вернуться из Ла Боля. На память мне пришли слова Жана: «Хорошие времена закончились».

Мы прибыли в Париж на минуту раньше. Капитан-кондуктор сообщил об этом через громкоговоритель и пожелал нам доброго вечера. Я пишу «нам», хотя остался совсем один.

На платформе гнусавый голос поведал, что скорый поезд задерживается на два часа из-за повреждения электролинии. Такие поезда, как этот, никогда не исчезнут…

Я собрал рукопись, положил ее в папку песочного цвета, купленную в киоске на вокзале в Шартре (остановка три минуты). Пятая глава была закончена. Так быстро я еще никогда не писал.

Добравшись до дома, я обнаружил, что автоответчик забит. Звонила Мари, красивая девушка с газированной водой, владевшая боевыми приемами. Пятница, терраса кафе, журналы, которые я ей отдал, — все это казалось таким далеким. Мари больше не говорила о кино, она сообщала новости и надеялась встретиться. Однако повесила трубку, не назначив свидания. Были и другие звонки. В зависимости от степени симпатии, обо мне беспокоились, волновались, не оставались равнодушными. В общем, пытались понять то, что одни называли моим молчанием, моим отсутствием, а другие — моей отстраненностью. Ребекка была одной из немногих.

— Твое необъяснимое отстранение, твои загадочные намерения…

Такими словами начинался ее первый звонок. Продолжение было крайне холодным. Она требовала, чтобы я позвонил, и повесила трубку, не попрощавшись. Второй раз Ребекка позвонила в воскресенье утром и говорила более доброжелательно. Подумав, она поняла, что я хотел «в некотором смысле» самоизолироваться. Потом Ребекка снова занервничала, и я услышал, как она высморкалась. Тема поменялась. «На похороны мы пойдем вместе?» Она целовала меня и добавила: «Береги себя».

Третий и последний звонок раздался в воскресенье вечером, за два часа до моего приезда. Теперь ее голос выдавал панику:

— Где ты? Что делаешь? Сними трубку, если ты дома! — Затем пауза и снова: — Алло, алло! Мне нужно тебя видеть как можно скорее. Это очень важно. Речь идет о… понедельнике. Поль Мессии хочет собрать близких Клауса на обед, перед похоронами. У Сциллы. Я на тебя рассчитываю. Алло! Алло!..

Ребекка так швырнула трубку, что та упала на пол. Было слышно, как Ребекка выругалась. Я устроился на диване, чтобы как следует обмозговать новость. Обед с Полем Мессином? В поезде я придумывал для него вопросы, но приглашение на обед — это круто.

Далеко за полночь я все еще изобретал разные военные хитрости. Поль Мессин, наследник издательств того же имени, входит в Сциллу. Я хватаю его за воротник и принуждаю к разговору, не дожидаясь, пока он сядет, и используя присутствующих как свидетелей. Другое решение: воспользоваться неизбежными торжественными речами. В конце обеда каждый расскажет о Клаусе, вспомнит его любимые словечки и напишет шпаргалки о том, какой он был замечательный. Культурно, отхронометрировано и достойно восхищения. Моя речь готова, ее резюме состоит в одном вопросе: «Тайна, позорящая вашу семью, так страшна, что Клауса Хентца пришлось убить?»

Я решил, что скандал разразится во время десерта, когда подадут сладко-соленые пирожные от Сциллы, любимое лакомство Поля Мессина. Я был готов, чувствуя себя сильным. Клаус будет гордиться мной. Он будет отомщен. Потом я примусь за работу, напишу шестую и седьмую главы моей истории. Уверен, к понедельнику роман будет закончен.

Сраженный усталостью, я заснул. Во сне Клаус наклонялся ко мне и говорил:

— Я жалею, что когда-то давно сказал тебе. Ты не прост, у тебя есть мужество, мужества хватит на нас двоих. Все ужасно. Все… Все…

Я открыл глаза, рядом звонил телефон, и снял трубку.

— Наконец-то…

Это была Ребекка, опять сердитая.