Алмазная скрижаль - Арина Веста Страница 24

– О чем? – проскрипел Муравьев.

– Последним словом вашей жены было «Сеирим». Что оно означает?

Муравьев поднял на следователя светлые скорбные глаза. Такие, должно быть, бывают у ангелов, падших в земную пучину.

– Об этом… была моя книга. Если бы я знал, что ее убьют, если бы поверил угрозам, то сжег бы все и молчал до конца дней! Вот так! – Муравьев резко вдохнул, надул щеки; его голубые глаза побелели от напряжения. Он до крови сжал кулаки, раня ладони отросшими ногтями.

– Я правильно понял? Ваша книга была причиной…

– Да… я уверен в этом… Есть свод законов. Их всего сто, все они взяты из древних книг, и следовать им надо беспрекословно. По пятидесятому закону я – «апикорес», вольнодумец, безумный мудрец, обнаживший древние тайны… Знаете легенду о покровах Изиды: кто хоть раз заглянул под ее черное, в сияющих звездах покрывало, тот уже никогда не улыбался… Я был заочно приговорен к смерти судилищем синедриона… Но погибла она…

Муравьев умолк. В лице его не осталось и следа апатии или душевного недуга, напротив, оно было полно неукротимой решимости человека, которому нечего терять.

– Знаете, я хочу, чтобы книга была издана. Это будет моя месть…

– Павел Людвигович, будьте мужественны… Я звонил в «Купину», где готовили к изданию вашу книгу… Но… – Вадим Андреевич замялся на секунду, но тут же набрался решимости: – В типографии был пожар… Весь тираж сгорел.

– У меня дома были кассеты с текстом, файлы в компьютере…

– Кассеты и файлы были изъяты при обыске и… исчезли. Я уже пытался найти виновных, но пока безуспешно… – Вадим говорил тихо, стараясь не смотреть в глаза узника, помня назидания тюремного психиатра.

– Ха… Сгорела купина неопалимая. Купина… Купи-на… – Губы Муравьева тряслись от зловещего смеха. Внезапно смех оборвался. Муравьев заговорщицки подмигнул Вадиму Андреевичу: – А рукописи-то не горят! Верно? Есть еще один экземпляр книги, ранняя распечатка… Я отдаю его вам. Издайте под вымышленным именем. А я уже недолго протяну…

Поздним вечером Вадим Андреевич отправился на поиски рукописи. У привокзальной площади у ярких киосков возбужденно кипело людское месиво, словно в муравейник плеснули рюмку хереса.

Сквозь ледяные струи дождя волшебным фонариком светился цветочный киоск. Полярный мрак отступал перед этим сияющим тропическим островом среди смрада вокзала и арктической тьмы. Вадим заглянул сквозь жемчужную изморозь на стеклах. Среди пышных букетов ворочалось неуклюжее существо, до пояса обмотанное клетчатым платком. Это была бывшая нянька Муравьева. У пожилой полуграмотной тетки и хранилась рукопись крамольной книги. Прочитав записку «Павлуши», она долго изучала удостоверение Костобокова и насупленно кивала.

– Живу я тут неподалеку, подежурь за меня, а я живым духом, – пообещала нянька.

Вернулась и вправду скоро, пряча под платком связку бумаг.

– На вот, держи, – с подозрением оглянувшись вокруг, женщина протянула ему распечатку, – но если что, я тебя не знаю…

На прощание Костобоков купил у грозной конспираторши букет тюльпанов.

Рукопись, оплаченная ценой двух юных жизней и выкупленная у Князя тьмы безысходным страданием и риском, оказалась неожиданно увлекательной, как крепко сбитый детектив, и волей-не волей Костобоков поддался рискованному остро умию опального автора.

«Бывает так, что и преступление совершено, и жертва есть, но поиски преступника затягиваются, пока не появится какой-нибудь месье Дюпен, обладающий железной логикой и нестандартным мышлением, именно такой сюжет описан Эдгаром По в рассказе „Убийство на улице Морг“. Причем месье Дюпену даже не пришлось прибегать к помощи увеличительного стекла для обнаружения главной улики – „шерстинки ржаво-бурого цвета“. Однако исток некоторых преступлений столь глубоко занесен песком времен, что преступника отыскать не легче, чем… придумай сам, вдумчивый читатель. Но на нашем пути есть негасимые ориентиры. В Книге Бытия есть почти криминальная история о похищении первородства, и в ней явно прослеживается выстланный рыжей шерсткой след.

Итак, у патриарха Исаака родились два сына-близнеца, Исав и Иаков. Природа одарила их совершенно противоположными свойствами. Первый вышел красный весь, как кожа, косматый; и нарекли ему имя: Исав. Как проник рыжий ген в лоно Ревекки, остается загадкой. Прошли годы. Исав стал неукротимым и бесстрашным „человеком полей“, а близнец его, Иаков, вырос тихоней и любимцем матери. Ну а в тихом омуте всякой нечисти хоть пруд пруди, а в случае Иакова это были вполне конкретные бесы тщеславия, зависти, лжи и вероломства. Неотесанный Исав был непомерно волосат, это и позволило Иакову в сговоре с матерью обмануть слепнущего отца, подсунув под его руку шкуры двух только что забитых козлят (запомни эту деталь, вдумчивый читатель!). Так Иакову и Ревекке удалось выманить благословение патриарха и заполучить все имущество кочевой семьи. Право первородства предусмотрительный братец приобрел у Исава заранее за миску чечевичной похлебки. Изголодавшийся простак не захотел вникать в суть лукавого предложения и думать об отдаленных последствиях. Это была невообразимо выгодная сделка. Но не первая в истории коммерческого гения избранного народа. Напомним, что дед Исава и Иакова, Авраам, последовательно посылал свою сестру-жену Сарру то в постель фараона, то к Авимелеху, царю Герарскому, за что получал от „благодетелей“ и ослов, и лошаков, и верблюдов, множество рабов, а также тысячи сиклей серебра, о чем летописцам стоило бы стыдливо умолчать.

Обездоленный Исав с горя дал полную волю своей неукротимой натуре. Он завел двух жен и стал родоначальником пастушеского племени эдумеев. Жили потомки Исава, вероятнее всего рыжие и волосатые, как их прародитель, „в горе их Сеире, до Эл-Фарана, что при пустыне“, как о том повествует Библия. Насельники Сеира и станут героями нашего этнографического расследования.

Да, история вещь забавная! По свидетельству еврейского ученого гебраиста Ионаха ибн-Аарона, еще в древние времена евреям пришлось долгое время соседствовать с диким народом „сеирим“, что в переводе означает „волосатые“. Вот сводное описание библейских „волосатых“, которое дает нам Ионах ибн-Аарон: они имели длинные руки, их тело покрывали рыжие волосы, более темные на голове. Ростом они достигали 135 сантиметров, ноги имели короткие, но вполне прямые. Их локти, шея и ступни отличались необыкновенной для человека шириной. Область их обитания была ограничена Синайским полуостровом, а также югом Египетского царства. Любопытно, что эпос всех народов земли упоминает злобных рыжих карликов. Исландские саги считают появление рыжего карлика знамением последней битвы человечества – Рагнарека. Рыжая карлица Албасты досаждала сынам степей, казахам и киргизам. По преданиям, эта злобная фурия крадет детей и выпивает молоко у кобыл. Досталось от рыжих и евреям. Во времена египетского пленения, а это без малого двести лет, волосатые похищали еврейских детей и женщин. При нападении на мужчин сеиримы использовали крупные камни. После исхода из Египта евреи перешли к новой форме общения с волосатыми, методично уничтожая их и запугивая. В последующих книгах Библии „волосатые“ названы сдержанно „обитателями Сеира“. Это притом, что все другие народы и племена имели свои названия: моавитяне, аммонитяне, аммореи и другие… Возможно, обитатели Сеира не являлись собственно людьми, – тогда кем же?