Дело о вражеском штабе - Андрей Константинов Страница 24

Вместе с Ингой и детьми он шел куда-то по солнечному лугу.

1

— Князь, тебя!

Голос моего соседа по отделу — Георгия Зудинцева — остановил меня уже в дверях. Через минуту и семь секунд я должен был предстать пред светлые очи моего шефа — Глеба Спозаранника.

Мои прегрешения против журналистики вообще и Агентства в частности были ужасающими. Добавить к ним еще и опоздание значило примерно то же, что самому подписать смертный приговор.

Я схватил трубку:

— Гвичия слушает!

— Товарищ майор, Кирилл Потапов беспокоит. Помните такого еще?

— Помню, — я чуть смягчился. — Конечно, помню, дорогой.

Кирилл — Кир — был в моем взводе в Афганистане. Потом мы вместе работали в службе безопасности «Трансбизнес Лимитед». Я-то оттуда скоро уволился — «не сошлись характерами». Кир остался и, по слухам, дорос до вице-президента по безопасности. Толковый был парень. Лихой и толковый.

— Зураб, радость у меня. Сегодня сын родился. Наследник.

— Поздравляю. — Оставалось еще сорок три секунды.

— Жду вечером. К восьми. Придешь?

— О чем разговор.

— Адрес… — Кир продиктовал. — Очень жду. Наши собираются. Я же обещал.

— До вечера.

Семнадцать секунд.

Я кинул трубку на рычаг и рысцой бросился в соседний кабинет. Но перед дверью помедлил мгновение. Перед кабинетом шефа я всегда робел. Как курсант-салага перед первым прыжком с парашютом. «Готов?» — «Готов!» — «Пошел!»

Нажал ручку и шагнул в кабинет.

— Вы опоздали на двадцать секунд, — приласкал меня Спозаранник уже на входе. — Для вас это обычное дело.

Я замер на пороге.

— Что же вы? — Глеб Егорович поднял на меня свои близорукие глаза. — Присаживайтесь.

Я опустился на краешек стула: Зудинцев называл это положение (к слову, очень неудобное) моей защитной стойкой.

Спозаранник осторожно, двумя пальцами, взял со стола распечатку моего материала.

Это был «финальный аккорд» по квартирным мошенникам.

Началось все с регионально-просветительской организации «Кантата» и тетки нашей секс-дивы Светы Завгородней. За шесть с лишним месяцев мне обрыдли все квартирные мошенники и пострадавшие от них граждане. Само слово «квартира» вызывало близкие к рвотным позывы. Но Спозаранник с завидным упорством (и занудством) давил из меня каждые две недели новую статью. И наконец попросил написать финал «квартирной эпопеи». Радости моей, понятное дело, не было предела.

— Посмотрим, Зураб Иосифович, что можно с этим сделать, — как-то обреченно, с особым вздохом-придыханием сказал Глеб Егорович. — В первом же абзаце у вас…

И понеслась. Понеслась, родимая! Вах!

2

Дом Кира я нашел без труда: нужно было только выйти на «Петроградской», перейти по подземному переходу Каменноостровский и зайти в первый от Большого проспекта подъезд. Третий этаж.

На лестнице меня встретил хорошо знакомый сладкий и пьянящий запах. Анаша.

Похоже, травку курили где-то на верхних этажах. Судя по запаху — чуть горьковатому, — анаша была не самая кондиционная.

Чего— то туда лишнего намешали. Я встряхнул головой: не моя это проблема. В другой раз умнее будут.

Я нажал кнопку звонка, который отозвался мягкими переливами. Щелкнул замок, и меня, словно щепку горный поток, подхватили волны веселья.

В просторных комнатах квартиры витал сигаретный дым, слышался звон посуды, а музыкальный центр почти на пределе извергал что-то старое и доброе, рок-н-ролльное.

— Майор!

— Князь!

— Зураб!

Кир совершил невозможное. Он действительно собрал почти всех наших — полтора десятка человек. Тех, кто был в моем взводе в Афганистане.

Мы редко собирались все — или без двух-трех человек все. Но еще там, на войне, когда подбили оба вертолета, на котором наш взвод куда-то там перебрасывали, Кир поклялся, что на день рождения сына соберет нас.

И слово свое сдержал.

…Часа через три мы вышли с Киром на кухню — перевести дух.

— Кого нет? — спросил я.

Потапов немного помрачнел, нервно затянулся сигаретой:

— Двоих. Кости Пирогова и Васи Сомова.

— Почему?

— Сомов полгода назад пропал в Псковской области. Ездил на выходные проведать семью — они где-то под Изборском отдыхали, — а до Питера не добрался. Ни его, ни машину так и не нашли.

— Проклятие! — зло выдохнул я.

Сомов отправился в Союз раньше нас.

В очередном рейде — неизвестно куда, непонятно зачем — его прошили из пулемета. Мы с Киром почти сутки тащили Сомова на себе и, признаться, думали, что он уже не жилец на этом свете.

Вася выкарабкался. И, похоже, лучше всех нас вместе взятых смог справиться со своей памятью. Он примирился с тем, что было, и нашел силы идти дальше. И вот так — пропал без вести. Где-то и как-то.

— А Костя Пирогов?

— Год назад у него жена и дети погибли в автокатастрофе. Он сам едва уцелел.

Долго лежал в больнице… — Кир схватил с мойки чистый стакан, плеснул себе водки из початой бутылки, стоявшей здесь же, на кухонном столе. Сказал, словно оправдываясь, но не передо мной — перед кем-то другим:

— Я ему несколько раз помощь предлагал. Хотел его на работу к себе в службу взять. Он поначалу отказывался, а в последний раз — недели две назад — вообще меня не узнал.

— Как это — не узнал?

— Бормотал что-то в трубку, я с трудом слова разобрать смог. У него там музыка на всю катушку и голос… Голос у него какой-то пьяный был. Или отсутствующий.

Кир налил себе еще, выпил залпом. Натянуто улыбнулся:

— Пойдем к нашим.

— Пойдем.

Но веселиться так, как вначале, мы уже не могли. То и дело я перехватывал тяжелый, замутневший взгляд, который бросал на меня через стол Кир.

Я понимал его. Наверное, лучше, чем все за столом.

Стыдно так жить. Мы преуспели. Увлеклись новой жизнью, которая, помимо многого прочего, позволяла нам забыть о том, что было там, в Афгане. Мы женились, народили детей и укрылись в новых приятно-волнующих заботах. И все было хорошо.

А Костя Пирогов остался один. Ни семьи, ни друзей. Страшно это. Страшно.

* * *

Уже ночью холодный страх вытолкнул меня из сна, выбросил из теплых и нежных объятий жены. Погнал на кухню. Дрожащей рукой я нашарил выключатель. Яркий свет ударил в глаза, немного успокоил. На подоконнике нашел сигареты. Закурил, так же нервно, как это делал Кир. Когда мы с ним разговаривали.