Умная пуля - Фридрих Незнанский Страница 24

Скорый поезд 238 Москва — Новороссийск отходил от Казанского вокзала в 14.38. Елена Степашкина на южном направлении работала уже шесть лет. За это время повидала много, и не было проблемы, с которой она не могла бы справиться. Это неискушенному человеку кажется, что он едет в полнейшем хаосе из вечной чехарды сходов, подсадок и бесконечных передвижений пассажиров. На самом деле все всегда под контролем. Проводница безошибочно определяла, сколько взять с человека за передачку родственникам, за какую сумму и где можно провести левого пассажира. Одному достаточно третьей полки, другому придется уступать свое место. Она видела насквозь вагонных воров, гастролирующие бригады карточных кидал, безошибочно определяла представителей всяческих комиссий и проверок. Под Ростовом к ней неизменно подсаживался не—определенного возраста подтянутый мужчина с загорелой лысиной. Сначала она запиралась с ним в своем купе на некоторое время. Затем устраивала на свободное место в вагоне. С чувством превосходства разъясняла напарнице, как надо жить: — У меня всегда были и муж, и любовник, и деньги! Напарница же, напротив, была дура дурой. Ничего этого не имела никогда. Науку же постигать упорно не желала. — Пойми, с таким отношением к жизни ты никогда не поднимешься выше разноса белья и мытья туалетов. Но, видимо, это была ее судьба. Между тем пассажир оказывался довольно общительным. Быстро заводил знакомство. Иногда играл в карты, иногда просто рассказывал анекдоты и байки, а бывало, ложился спать и вдруг, неожиданно соскакивая, исчезал. Самое интересное, транспортная милиция ее ни разу по этому поводу не терзала. Не было случая, чтобы пассажиры, оставшиеся без крупной суммы, заявляли в органы. И было это заслугой Елены. Она с выработавшимся годами профессиональным подходом чувствовала, где едут деньги и, главное, насколько они чисты. Елена никогда бы не позволила обобрать работягу, копившего на отпуск для семьи. Но бомбануть торгаша, спекулянта, банкира казалось почти святым делом. Впрочем, это не мешало ей быть женщиной религиозной и богобоязненной. В церковь ходила с чистой совестью, ставя Богу свечки: за здравие мужа, любовника и неплохие левые деньги. В этот день было суждено случиться событию, за—ставившему не только полагаться на судьбу, а еще перед планированием рейса покупать футбольные газеты, внимательно изучая расписание и географию матчей. Степашкина прохаживалась по пустому, вымытому в депо вагону. Она с наслаждением втягивала пахнущий жженым эбонитом вокзальный воздух. Сейчас начнется самое интересное. Появятся новые люди. Поедут отдыхать к морю болтливые студенты, мамаши с испорченными фигурами и нервами, вечно пытающиеся пасти своих отпрысков, бесстыдные любовники и почтившие за благо достать в сезон отпусков билет на верхнюю боковушку в плацкарте работяги. Поэтому, когда неожиданно вагон наполнился орущими странные речевки, одетыми в одинаковую красно-белую униформу молодыми людьми, Елена растерялась. Она предприняла попытку стать грудью на пути пьяных фанатов. Но была буквально сметена стихийным потоком. Пока воевала у входной двери, красно-белые наполняли вагон через окна. Это напоминало какой-то кошмарный фильм. Она металась по проходу. Пыталась найти пассажиров с билетами, но они были у мифических старших групп, отыскать которых было невозможно. Вскоре оказалось, что их очень много. Их было раза в три больше, чем могло поместиться в вагон. И в какой-то момент они, сами это осознав, стали на ее сторону, выталкивая своих соратников. Это был какой-то кошмар. Стоило ей отвернуться, как тут же какой-нибудь мелкий бросался на пол, под нижнюю боковую полку, и маскировался рюкзаком. Туалеты неожиданно оказались вскрытыми, и из них было выдворено по пять-шесть человек. Фанаты были везде. Они беспрерывно сновали вверх-вниз и взад-вперед. Они лезли на третьи полки, под нижние, холодильник в полу уместил троих. Провожающие смешались с отъезжающими. Все пошло кругом. Проводница начала задыхаться от сильнейшего перегарного воздуха, от криков раскалывалась голова. Вдобавок исчезла напарница. Елена попыталась ее разыскать, но тщетно. Гневно отодвинула дверь своего купе — Милетеева билась в истерике. — Ты чего? Работать надо! — выволакивая ее, за—орала проводница. — У меня голова болит! Я больше не могу все это выносить! — орала помощница. — Они меня всю облапали! — Ой, господи! Блин, бабе под сорок, она девочку из себя строит! Быстро вскочила! Метлу в руки и гони их отсюда! Степашкина схватила ее буквально в охапку и вы—швырнула в проход. Достала ключи, чтоб закрыть дверь, но неожиданно замерла. Приоткрыв дверь, вошла в купе. Резко подняла сиденье. На стопках свежевыстиранных полотенец лежал парень. Она бы могла понять, если бы он быстренько бросился наутек, если б заплакал и попытался попроситься довести его бесплатно, потому что жить без футбола не может, а денег нет. Парень просто лежал и тупо смотрел. Она схватила его за руку и потащила. Он молча сопротивлялся, но был вытолкнут из вагона под одобрительные возгласы своих же дружков. Тут же смешался с толпой и растворился в ней. Они так интенсивно передвигались, что вскоре Елене надоело бороться с превосходящими силами противника. Махнув рукой, проводница вышла из вагона и закурила. В конце концов все образуется и утрясется. Больше, чем предъявят билетов, не проедет. А на зайца можно и милицию натравить. Однако колоброжение продолжилось и после того, как поезд тронулся. Фанаты постоянно перемещались в пространстве. Менялись местами, бегали из вагона в вагон. Они выскакивали на каждой остановке и, размахивая флагами, скандировали лозунги относительно непобедимости древнеримского гладиатора, выжирая невероятное количество водки. Бутылки катались по всему вагону. Елена, безнадежно запершись в своем купе с напарницей и электриком состава, откупорила бутылку «Гжелки». Когда водка кончилась, проводница почувствовала себя гораздо уверенней. Она вышла в коридор и громогласно произнесла: — Если старший с билетами не появится у меня через пятнадцать минут, в Рязани все будут сняты ОМОНом как безбилетники. Повернулась и ушла. Вскоре раздался стук в ее дверь. Явились два громилы с бритыми головами. Один из них достал пачку билетов и бросил на стол. Степашкина, быстро оценив, что их вполовину меньше, чем пассажиров, потянулась было к проездным документам, но из пакета извлеклась бутылка водки и банка икры. Все это было взгромождено на стопку билетов. — Я думаю, мы сможем договориться! — обаятельно улыбнувшись, произнес парламентер. — За все будет заплачено. Мы едем до Ростова. — А как же пассажиры? — начала торговаться Елена. — Они же будут жаловаться! — Вот их мы берем на себя, — мрачно произнес второй. — Ни одна сука пикнуть не посмеет. — Тогда вы здесь до первой жалобы! — выдвинула условие проводница. — Обсудим финансовую сторону. Чек, наливай. Мадам, с вас закусь. Елена небрежно бросила банку с икрой в шкафчик и извлекла из него шмат подтаявшего сала и буханку бородинского хлеба. На югах почему-то не пекут черного. И она всегда закупала его впрок. Когда проводница вышла в тамбур покурить с симпатичным молодым человеком, она уже относилась к этим придуркам более терпимо. Конечно, возлюбить их было невозможно, но ненавидеть тихо можно было. Догадливый Антон быстро понял, кто в доме хозяин. Он предложил хорошую сумму наедине, причем показывать ее подруге было совсем не обязательно. Елена тоже сообразила, что делиться с дурой придется по минимуму. Но главное творилось сейчас в жизни Милетеевой. Пьяный Чек сдуру захотел женщину, но он не мог знать, что баба, годившаяся ему в матери, уже два года не видела мужика. Даже стук колес, истошные вопли болельщиков и плотно закрытая дверь не могли заглушить ритмичного скрипа, перемежаемого невероятными стонами. До самого Ростова купе так ни разу и не открылось. Степашкина прошлась по вагону. Скучковавшиеся фанаты отчаянно спорили на футбольные темы. Некоторые, напившись до бессознательного состояния, валялись где придется. Обычные пассажиры, собравшись в конце вагона, смотрели на все затравленными глазами. Антон знал свое дело. Около часу ночи поезд остановился на небольшой станции Мичуринец на пять минут. Несколько бодрствующих болельщиков, схватив знамена и шарфики, выскочили на перрон и начали орать: — «Спартак» — чемпион! «Спартак» — чемпион! В России нет еще пока команды лучше «Спартака»! Московский «Спартак»! Московский «Спартак»! Впереди, через несколько вагонов, другая группа так же орала подобные речевки. Неожиданно эта группа бросилась к стоявшему напротив них памятнику. Фанаты изобразили нечто типа пирамиды, и напоминавший движениями обезьяну человек быстро вскарабкался на постамент. Поезд тронулся. Болельщики быстро покинули перрон. Лишь оставшийся наедине с памятником продолжал возиться. Наконец он соскользнул с постамента и успел заскочить в вагон Степашкиной. Он был узнан и принят на ура. — Зека! Ну ты ваще! Давай к нам! — восторженно вопили придурки. На привокзальной площади, ко всеобщему восторгу, оставался памятник Ленину, одетый в футболку с надписью крупными буквами «СПАРТАК». Вокруг шеи заботливо был накручен красно-белый шарфик. На ногах красовались красные спортивные трусы. — Ты трусы-то как одел? — недоумевали свидетели. — Антон, видал? — орали пацаны, волоча героя с собой. — Зека с нами. Видал, что выкинул! — Пойдем, Зека, покалякаем! — предложил Антон. Они уединились. Заочно уже были наслышаны друг о друге. Антон налил в пластиковый стакан водки. Мовчан выпил ее одним глотком. Антон одобрительно мотнул головой и сделал то же самое. Они внимательно посмотрели в глаза друг другу и поняли, что прошли одну школу. — Погонялово? — Футболист. — Слыхал. А я — Мерин. — Боец? На что Антон снял майку и обнажил торс. На левой стороне груди был выколот Арнольд Шварценеггер в роли Терминатора в тот момент, когда тот был наполовину человеком, но уже с торчащими металлоконструкциями. Все стало понятно. Перед Мовчаном стоял исполнитель приговоров. Зеке не понадобилось никаких усилий для естественного вливания в группировку. Он давно был среди фанатов в большом авторитете. — Пять лет работаю на выезде, — хвастливо за—явил паренек лет четырнадцати. — Тебя как зовут? — Сом. — Не слышал, — произнес Зека. — Вот как Антона мочили в девяносто пятом, помню. В девяносто пятом был Киев! — Да, было дело. У меня девять шрамов от блях хохлятских на голове осталось. Почти год ничего не соображал, — кивнул довольный Антон. — Так я тогда в садик ходил, — протянул Сом. — Да ладно, — улыбнулся Антон. — Сомик — славный боец. Мы его вперед посылаем. — Ребят, выпить есть? — раздался тонкий голосок. — Ты кто? — повернул голову Антон. — Я Юлька. — Ты где была? — поинтересовался кто-то из сидевших на полке. — А меня Треня везет. — Первый раз на выезде? — Первый. — Налейте девке! — распорядился Антон. — Юлька, а сколько тебе лет? — Скоро тринадцать. — Месячные есть? — Нет еще. — Так. Братва, Юлька — наш человек. Кто не понял? Все поняли. — Антон обратился к девочке, но так, чтоб слышали все: — Можешь не бояться, кто захочет тебя трахнуть, пускай сначала попробует меня. До Ростова-папы доехали без особых эксцессов. Слегка набили морду одному лоху, пытавшемуся возмутиться тем, что не спавшей сутки женщине стало плохо с сердцем после увиденного. Да еще Антон, «сойдя с рельс», выбил ногой окно в туалете. Встреча была организована по всем правилам. У каждого вагона стоял наряд милиции. Фанатов постарались организовать и предложили занимать места в специально подогнанных автобусах. Затем с мигалками прокатили по городу. Зрелище колонны с развевающимися из окон красно-белыми стягами было действительно потрясающим. Видимо, власти основательно готовились. Затем их выгрузили в специально приготовленном закрытом отстойнике. Устроили настоящий обыск. Заставляли раздеваться до трусов. Впрочем, и их необходимо было приспустить, чтобы продемонстрировать полную безопасность. Все металлические предметы, включая часы, очки, ручки, зажигалки и деньги, сваливались в кучу на стол. С собой разрешалось брать документы и деньги. Мовчан подошел к Юльке и сунул ей свою «зажигалку». — Тебя обыскивать не станут. Я с ней не расстаюсь никогда. — Память о девушке? — спросила она, слегка прищурившись. — Да, — кивнул Мовчан. — С тебя история. Кроме Юльки в сторонке толпилось еще несколько девчонок. Она стояла первой. Наглый почти двухметровый сержант подошел и, ткнув дубинкой произнес: — А тебе шо? Не ясно? Раздягайся. — Я — девочка, — ответила Юлька. — Заодно и проверим! — заржал сержант. Толпившиеся подростки, похабно ухмыляясь, ожидали стрип-шоу со своими боевыми подругами. В моральном отношении они все же представляли не лучшую часть населения. — Девчонку оставь! — раздался голос Зеки. — Шо? — У тебя плохо со слухом, козел? Может, ты меня проверишь? — добавил Антон, снимая футболку. На накачанном теле синела наколка. То, что ростовские милиционеры все из дворовой шпаны, было видно даже по их повадкам. Сержант, невольно почувствовав уважение, сплюнул и жестом дал команду пропустить девок. После обыска спартаковцев, как скот, под свист загнали на трибуну. «Спартак» победил один — ноль. А это означало одно — драки не избежать. Менты в провинциальных городах быстро привыкают к безнаказанности. Оцепление жаждало боя, быть может, сильней, чем толпа, от которой они должны были защищать. Стражи порядка решили выместить гнев за поражение любимой команды на болельщиках. На выходе со стадиона их ждал строй. Фанатам «Спартака» пришлось проходить сквозь шеренгу со снятыми по этому поводу ремнями. О том, чтобы вернуть вещи, не могло идти и речи. Слегка потрепанных спартаковцев отдали на растерзание местным. «Деревенские» бросились в атаку первыми. Но они не знали, что такое боевой отряд гастролеров, у которых несколько лет выездов. Равных спартаковским бойцам просто не было. Здесь дерется не каждый за себя, а страхует соседа. Провинциальной шпане не понять, что такое стратегия и тактика уличного боя. Маленький бесстрашный отряд смело выступал против любого количества противника и, нанося серьезный урон, отделывался лишь легкими потерями. Это было равносильно атаке греческой фаланги против неорганизованной толпы варваров. Победа всегда была за более продвинутой стороной. Вскоре грозные с виду ростовчане были повержены и рассеяны. Тогда в дело ввязалась тяжелая пехота. В принципе, сценарий был практически везде один. Хулиганы и милиция всегда объединялись против общего врага. Поэтому спартаковцы готовились к этому повороту. Кроме того, бой с милицией и был самым кульминационным моментом. Закончилось тем, что фанатов развезли по нескольким отделениям милиции. Затем мелкими партиями вывозили на вокзал и сажали на поезда, следующие в Москву. Мовчан, помня о задании, умудрился попасть за решетку с Сомом, Юлькой, Треней и еще несколькими ребятами. На скамейке бредил Антон. Наконец их погрузили в автобус и отвезли на вокзал. Начальник специально выделенного наряда проследил, чтобы все взяли билеты и сели в поезд. До отправления оставалось десять минут. Сплюнув, Сом произнес: — Самые поганые менты. — Ты еще не бодался с хохляцкими, — возразил Треня. — А ментовка не самая поганая? — спросил Сом. — Ментовку было бы чем, взорвал бы, — вздохнул Зека. — А у меня есть взрыв-пакет, — неожиданно произнесла Юля. План у Мовчана созрел моментально. Он подбежал к урне и вытащил из нее бумажный литровый пакет из-под молока. Затем, оставив Антона, не приходящего в себя, на попечение Юльки, выскочил из вагона вместе с Сомом и Треней. Исчезнув, вернулся с сильно потяжелевшим пакетом и рулоном скотча. Аккуратно воткнул в середину взрыв-пакет и обмотал скотчем. — Что там? — спросила Юлька. — Ну, конечно, дерьмо! — закатился смехом Мовчан. Скинувшись на тачку, втроем подъехали к шестьдесят седьмому отделению. Водитель с Треней остались ждать. Зека с Сомом подошли к раскрытым настежь окнам. Зека подпалил фитиль. И стал ждать. — Кидай! — закричал Сом. — Рано. — Все, кидай! — Рано. — Смотри, уже догорает, сейчас в руках рванет. Я побежал. Наконец бомба влетела в открытое окно. Взрыв раздался до того, как она приземлилась. Зека с Сомом подбежали к не выключавшему двигателя такси. Поезд в Новочеркасске делал остановку на две минуты. Этого времени хватило, чтобы подобрать троих отставших молодых людей в мятых и грязных красно-белых футболках.