Никто не хотел убивать - Фридрих Незнанский Страница 24

Казалось, его возмущению не будет предела.

— Это же не свидетели, это же… это же черт знает что! Лаборант, рабочий день которого заканчивается по контракту в восемь часов вечера, периодически остается ночевать в лаборатории, в которой ведется разработка изделия, за который готовы выложить любые деньги даже самые продвинутые фармацевтические компании Европы, и распивает чаи с охранником, который почему-то отключает ночами видеозапись на камерах. Это что?! Да за такие «упушэния в работе»…

— Может быть, режим строжайшей экономии? — предположила Ирина Генриховна. — Шумилов как-то проговорился, что он столько вложил денег в свою разработку, что… В общем, не исключено, что его компания давно уже на мели, и он экономит сейчас каждый рубль, каждый доллар.

— Возможно, — согласился с ней Плетнев, — все возможно. Но в таком случае мне непонятно, зачем кормить за счет фирмы такого бездельника, как его двоюродный брат, я имею в виду Глеба Шумилова, если эти деньги можно было бы пустить в дело?

— Ну-у, во-первых, он не такой уж и бездельник, — попытался возразить Турецкий, — все-таки Глеб вполне приличный менеджер, с хорошим экономическим образованием, и сейчас, насколько я знаю, является не просто вице-президентом компании, но и директором по продажам.

— Являлся таковым! — поправил его Плетнев.

— Да, конечно, — согласился с ним Турецкий.

— Ладно, хрен с ним, с Шумиловым! — продолжал гнуть свою линию Плетнев. — Но эти двое, я имею в виду Савина с Кокиным… Я рупь за десять даю, что каждый из них что-то скрывает, один, правда, уже отскрывался, но я не удивлюсь, если в той же лаборатории и Кокина найдут со свечкой в руках. И тоже петарда разорвется у мужика, обширный инфаркт.

— Типун тебе на язык!

Но Плетнева уже невозможно было остановить.

— Да и академик этот… Ясенев! Ходит, сволочь, будто аршин проглотил. И вместо того, чтобы помочь мне, как просил Шумилов, этот хрен моржовый вообще послал меня куда подальше.

— Антон!..

— Прости, Ира! Но… сама понимаешь, накипело. А в этом гадюшнике даже поговорить по-человечески не с кем.

— Ну, насчет гадюшника, это ты, положим, зря, — попытался возразить Турецкий, которого резануло по сердцу произнесенное Плетневым «Ира», мягкое и нежное, как ласковый котенок. — К тому же мы отвлеклись от темы. С чего это вдруг тебе в голову могла прийти подобная мысль? Насчет того, что в хранилище никто не забирался и никакого грабителя никогда не было?

— Могу и пояснить, — пожал плечами Плетнев. — Вот смотри, — ткнул он пальцем в разложенный на столе план лабораторного корпуса. — В это здание просто так не зайдешь, да и с улицы не влезешь. Окна первого этажа заложены кирпичной кладкой, а все что выше — под сигнализацией. Забраться по сливным трубам также совершенно невозможно.

Он покосился на Турецкого, который следил за каждым движением его пальца, и в котором, кажется, просыпался прежний Турецкий, старший следователь по особо важным делам.

— Теперь смотрим дальше. Со стороны КПП также забор, пять метров, и все это под сигнализацией. К тому же строгая пропускная система: кто вошел, кто вышел, кто въехал, кто выехал. Короче говоря, строжайший учет. И по данным охраны, в ту ночь, когда была предпринята попытка ограбления, в лабораторном корпусе находились академик Ясенев, Савин с Кокиным, Гоша и Модест, уборщица и Глеб Шумилов, вице-президент компании.

И как бы ставя точку, Плетнев развел руками.

— И все!

— Логично, — вроде как согласился с ним Турецкий. — Но при этом ты забываешь тот факт, что кто-то высадил окно на втором этаже и выпрыгнул на улицу.

— А вот туточки я сильно сомневаюсь, что кто-то выпрыгивал из окна на улицу, — усмехнулся Плетнев. — Как показали те же Гоша с Модестом, когда они подбежали к окну, на улице никого не было. Ни-ко-го! — с силой повторил он и замолчал, вопросительно уставившись на Турецкого. Что, мол, скажете на это, господин, товарищ следователь?

Турецкий молчал, и Плетнев вынужден был вбросить свой последний козырь:

— К тому же замок в хранилище не взломан, а открыт ключом!

— А у кого хранятся эти ключи, у охраны?

— Если бы у охраны! — усмехнулся Плетнев. — Тогда можно было бы хоть кого-то раскручивать да перепроверять на вшивость, а то ведь… Короче говоря, ключи эти были у двоих: у самого Шумилова и у нашего академика. И кого же из них прикажете подозревать в первую очередь? Самого Шумилова или все-таки главного разработчика «Клюквы» Ясенева?

Плетнев напирал, и Турецкий вынужден был выдвинуть собственную версию:

— А эти ключи не могли выкрасть? На время. Чтобы сделать приличную копию.

— Исключено! И у того, и у другого они висят на том же брелке, что и ключи от дома.

— А если отмычкой? — предположила Ирина Генриховна.

— Ежели только какой-то фантастической отмычкой, — как бы сразу же отмахнулся Плетнев. — В замке ни царапинки, ни соскоба, ни-че-го! К тому же сейф. Хоть и пытались его открыть, да видимо не успели.

— Кто знал код?

— Все те же двое: сам Шумилов и его правая рука по науке Ясенев.

Плетнев обреченно вздохнул, будто его заставляли делать что-то непотребное, и негромко произнес:

— Может, конечно, я и не прав, но как мне кажется, пора бы уже переводить свидетелей в ранг подозреваемых.

— Ты того!.. — вскинулся на него Турецкий. — Не торопись особо! Дров можно наломать. К тому же у нас два варианта… Либо кто-то из тех, кто официально оставался в этом корпусе, либо кто-то проник внутрь.

— И все-таки, — продолжал настаивать Плетнев, — тот человек в черном капюшоне, которого видел на экране монитора Гоша, был все это время внутри лабораторного корпуса.

— Но почему?! Почему ты в этом так уверен? — уже окончательно вышел из себя Турецкий, всего лишь на долю секунды представивший себе ответную реакцию Шумилова, когда он вынужден будет сказать ему об этой версии.

— Да потому, что окно было разбито урной, которая до этого стояла на четвертом этаже. И согласись, что бежать на четвертый этаж, а потом спускаться вниз с урной в руках, когда по всему корпусу верещит сигнализация, это…

И он замолчал, не в силах подыскать подобающее данному моменту сравнение.

— Хорошо, — согласился с Плетневым Турецкий, — предположим, что окно действительно было разбито урной, но ведь тот, кто проник в лабораторный корпус, мог переставить эту урну и раньше.

— Зачем? — удивился Плетнев. — Ведь это же лишний риск. В любой момент заметить могут!

— Чтобы навести тень на плетень, да еще чтобы сбить следствие с толку, — и пояснил удивленному Плетневу: — Пока суд да дело, пока следствие будет разбираться с сотрудниками шумиловской фирмы, можно будет спокойно вывезти «Клюкву» в ту же Европу, и тогда уже концов вовек не найти.