Первородный грех - Филлис Дороти Джеймс Страница 24
Первородный грех - Филлис Дороти Джеймс читать онлайн бесплатно
— Он никогда не выказывал ни малейшего признака, что это его шокирует. Сомневаюсь, что он обратил бы внимание, если мы вдруг принялись бы совокупляться прямо у него в магазине, конечно, при условии, что не распугаем покупателей.
Но иногда он все-таки называл ее своей невестой в разговорах со старым Саймоном, и она чувствовала, что не может позволить себе опровергнуть это определение: оба они оказались бы в дурацком положении, а опровержение придало бы всей этой истории значение, которого она вовсе не заслуживала. Деклан больше не заговаривал о женитьбе, а она была смущена и расстроена, вдруг поняв, что эта идея постепенно завладевает какой-то частью ее сознания.
В этот вечер, приехав с похорон, она поздоровалась с мистером Саймоном и сразу прошла в глубину дома. Деклан внимательно рассматривал какую-то миниатюру. Клаудиа любила наблюдать за ним, когда — каким бы кратковременным ни было его увлечение — он занимался предметом, вызвавшим его энтузиазм. Это был портрет дамы восемнадцатого века: ее низкий корсаж и блузка с рюшами были написаны чрезвычайно тонко, но красивое лицо под высоким пудреным париком казалось, пожалуй, чуть слишком сладким.
— Видно, богатый любовник портрет оплачивал, — произнес Деклан, — она больше похожа на шлюху, чем на жену, правда? Думаю, может, это Ричард Кори писал? Если так, то это всем находкам находка. Ты же видишь, милая моя, я просто должен был ее заполучить.
— У кого же ты ее заполучил?
— У одной женщины. Она дала объявление о продаже нескольких рисунков. Думала, это оригиналы. Оказалось — нет. Зато эта — оригинал.
— Сколько же ты за все заплатил?
— Три пятьдесят. Она и меньше взяла бы — отчаянно нуждается в деньгах. Но я люблю доставлять людям радость, платя чуть больше, чем они ожидают.
— А стоит она раза в три дороже, я полагаю?
— Примерно. Она прелестна, ты не находишь? Сама миниатюра, я хотел сказать. Там сзади завиток такой выбивается на шее… Не хочу выставлять ее в магазине у Саймона. Стащат в один момент. Глаза у старика уже не те.
— Он выглядит совсем больным, — сказала Клаудиа. — Ты не хочешь попробовать уговорить его обратиться к врачу?
— Смысла нет. Я уже пытался. Старик терпеть не может врачей. Боится, что они его загонят в больницу, а больницы он ненавидит еще больше. Больница для него всего лишь место, куда люди отправляются умирать, а ему не хочется думать о смерти. Неудивительно, если всех твоих родных стерли с лица земли в Освенциме.
Сейчас, в постели, улегшись на спину и устремив взгляд на узорчатый шелк полога, освещенный мягким светом прикроватной лампы, Деклан спросил:
— Тебе удалось поговорить с Жераром?
— Нет еще. Поговорю после следующего заседания совета директоров.
— Послушай, Клаудиа, я хочу купить этот магазин. Он мне нужен. Я его создал. Он отличается от всех существующих благодаря мне. Нельзя, чтобы старый Саймон продал его кому-то другому.
— Я понимаю. Нам надо постараться, чтобы не продал.
Как удивительно, подумала она, это стремление дарить, удовлетворять каждое желание любовника, словно стараешься примирить его с тяжким бременем твоей любви. Или где-то в глубине души таится иррациональная уверенность, что он заслуживает получить то, что хочет, если уж захотел, просто потому, что тебя к нему так влечет? А когда Деклан чего-то хотел, то хотел этого со всей страстью, как избалованный ребенок; ему не было удержу, он забывал о чувстве собственного достоинства, о необходимости проявить терпение. Однако на этот раз, говорила себе Клаудиа, его желание было вполне взрослым и рациональным. Получить право владеть этим домом, состоявшим из двух квартир, и обеими частями магазина, уплатив всего триста пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, — сделка необычайно выгодная. Саймон хотел продать дом, хотел продать его Деклану, но ждать дольше он просто не мог.
— Он что, недавно снова с тобой говорил? Сколько еще времени нам остается?
— Нет, не говорил. Но он собирается выставить дом и магазин на продажу, если мы к тому времени не дадим ему определенного ответа. Он, конечно, запросит за него больше, чем хочет с меня.
— Я собираюсь предложить Жерару выкупить мою долю, — медленно проговорила Клаудиа.
— Ты имеешь в виду все твои акции в «Певерелл пресс»? И он может это себе позволить?
— Не без затруднений. Но если согласится, он найдет деньги.
— А как-нибудь иначе ты это сделать не можешь?
Она подумала, что могла бы продать квартиру в Барбикане [38]и переехать сюда, только как это поможет решению их проблем? И ответила:
— У меня нет трехсот пятидесяти тысяч фунтов на депозите в банке, если ты это имеешь в виду.
— Но Жерар — твой брат, — продолжал настаивать Деклан. — Он наверняка сможет помочь.
— Мы не так близки. Да и не могли сблизиться. После смерти матери нас отослали учиться в разные школы. Мы практически не виделись, пока не явились в Инносент-Хаус, чтобы начать работать в издательстве. Он купит у меня акции, если решит, что это ему выгодно. Если нет — не купит.
— И когда же ты его спросишь?
— После заседания совета директоров, четырнадцатого октября.
— Зачем ждать так долго?
— Потому что это будет самый удобный момент.
Тянулись минуты. Клаудиа и Деклан лежали, ни слова не говоря. Вдруг она нарушила молчание:
— Слушай, Деклан, почему бы нам не проехаться по реке четырнадцатого? Заедешь за мной в половине седьмого, возьмем катер и поплывем к дамбе. Ты ведь ее в темноте никогда не видел?
— Я ее вообще никогда не видел. А холодно не будет?
— Не очень. Наденешь что-нибудь теплое. Я возьму с собой термос с супом и вино. Это в самом деле стоит посмотреть. Представь, Деклан, огромные темные конусы поднимаются из воды и громоздятся над тобой. Давай поедем. Мы могли бы остановиться в Гринвиче и поесть в пабе.
— Ладно. Так и быть, поеду, почему бы и нет? — согласился он. — Не знаю, зачем тебе понадобилось так задолго договариваться, но я поеду, при условии, что не встречусь с твоим братцем.
— Это я тебе вполне могу обещать.
— Значит, в половине седьмого я приеду в Инносент-Хаус. Могу и пораньше, если хочешь.
— Нет, самое раннее — половина седьмого. До тех пор катер не освободится.
— Ты так говоришь, будто это очень важно, — заметил он.
— Да, это очень важно, — ответила она. — Важно для нас обоих.
Габриел ушел от Франсес сразу, как только они закончили игру: эту партию он выиграл легко и просто. Франсес с чувством раскаяния отметила, каким уставшим он выглядел, и подумала, что он скорее всего поднялся наверх из сочувствия к ней, а не за ее поддержкой. Похоже, эти похороны оказались для него тяжелее, чем для остальных компаньонов. Ведь он был единственным человеком в издательстве, к кому Соня, по всей видимости, чувствовала хоть какую-то привязанность. Собственные попытки Франсес завязать с ней более или менее дружеские отношения Соня обычно искусно пресекала, будто принадлежность к Певереллам лишала Франсес права на дружескую близость. Возможно, для Габриела, единственного из компаньонов, смерть Сони была поистине горем.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments