Пружина для мышеловки - Александра Маринина Страница 24

В приемной стоял небольшой телевизор, и Миша бросил на негоплотоядный взгляд.

– Лар, я включу телик, можно? Здесь посижу, футбол посмотрю.

– Включи,– холодно ответила она.– Тольконегромко.

Аргунов вышел спустя еще сорок минут, и Лариса с сожалениемотметила, что книжка уже почти закончилась и на дорогу в метро и электричкеоставшихся страниц явно не хватит.

* * *

– Не гони, Миша,– попросил Аргунов,– дождь,дорога мокрая. Я не тороплюсь.

– Хорошо, Лев Александрович,– кивнул водитель,–не буду.

Аргунову было плевать и на мокрый асфальт, и на дождь. Но ондействительно не торопился. А если быть совсем честным с самим собой, то ЛьвуАлександровичу пришлось бы признаться, что он пытается всеми силами оттянутьмомент возвращения домой. Потому что дома он больше не сможет делать вид, чтоничего не произошло, он откроет шкаф в своей спальне и снова увидит ЭТО.

Он увидел ЭТО вчера поздно вечером, когда перед сномдоставал из шкафа чистую пижаму. ЭТО выпало с верхней полки прямо ему в руки.Маленькая футболочка на ребенка лет семи-восьми, желтенькая, со смешным зайцемна груди. В первый момент он окаменел, потом судорожно запихнул футболкуобратно в шкаф, закрыл дверцу и трясущимися руками запер ее на ключ, словнокусочек желтого трикотажа был живым и мог оттуда выползти, наброситься на него,спящего, и задушить.

Ночью он боялся уснуть, да и не смог бы, наверное, даже еслибы очень захотел, лежал, прислушиваясь к себе, всматриваясь в самого себя,вспоминая и холодея от ужаса. Неужели все вернулось?

…Прошло почти тридцать лет, но до сих пор он не может безужаса и содрогания вспоминать то, что тогда произошло. Тогда, в семьдесятпятом, он обнаружил в своей квартире, в тумбочке возле дивана, поясок отдетского платьица, белый в красный горошек. Сначала удивлялся и недоумевал,даже смеялся над неожиданной находкой и весело, как помнится, за бутылкойдешевого вина, на кухне своей квартиры, с шуточками и прибауточками поведал обэтом своему другу Славке Ситникову. Славка сначала тоже смеялся, потом вдругстал необычно серьезным.

– Слушай, Левка, а ведь это плохо,– озабоченно произнесон.– Очень плохо.

– Почему?– не понял Лева.

– Да ты понимаешь… В общем, я не должен тебе этого говорить,потому что… ну, ты сам понимаешь. Это информация закрытая, ее разглашатьнельзя. Но тут такое дело…

Славка помялся и, чтобы потянуть паузу, стал разливать постаканам вино. Лева Аргунов все еще ничего не понимал, но его охватила такаяострая тревога, которую просто невозможно было вынести.

– Да не тяни ты!– прикрикнул он на друга.– Решилговорить – говори, а то напугал до смерти.

– Ну… ты же знаешь, я в горкоме работаю в отделе, которыйкурирует административные органы, в том числе милицию. Ну вот, нам вобязательном порядке дают сводки происшествий по городу. Только, Лева, я тебеничего не говорил, ладно?

– Да ты и так пока ничего не сказал. Ты можешь толкомобъяснить, что за фигня с этим пояском?

– Понимаешь, в Москве орудует маньяк, который уводит издетских садов и школ маленьких детишек. Убивает их и… ну, всякое такое. Не будутебе рассказывать в подробностях. Вся милиция на ушах стоит, его уже почти годищут. Только, Лева, я повторяю, информация закрытая, ее ни в коем случае нельзяразглашать, иначе в городе поднимается паника.

– Да я понимаю,– с досадой крякнул Аргунов.–Только я-то тут при чем?

– Левка, ты не обижайся на меня, но помнишь, ты мне как-тоговорил, что в детстве у тебя были приступы… Ну, ты вроде как лунатизмомстрадал.

– Сомнамбулизмом,– подтвердил Аргунов.

– Ходил во сне куда-то, а потом вспомнить не мог, где был ичто делал. Тебя даже из пионерского лагеря чуть не выгнали за это. Было?

– Было. И что? Ты хочешь сказать, что я во сне куда-то пошели где-то украл этот дурацкий поясок от платья? Так у меня этих приступов ужемного лет не было.

– Лева, ты меня послушай,– Ситников потянулся засигаретами, судорожно закурил.– Ты ведь уже давно живешь отдельно отпредков, верно? Сколько лет, как у тебя своя квартира?

– Шесть. И что?

– А то, что ты живешь один. Понимаешь? Совершенно один. Покаты жил с родителями, они видели, что ты по ночам встаешь, что-то делаешь, аутром не помнишь ни хрена, и они могли тебе об этом сказать. А сейчас кто тебескажет? Если ты ходишь куда-то во сне, кто это видит? А тот, кто тебя видит,откуда может знать, что ты на самом деле спишь и ничего не соображаешь, а потомничего не вспомнишь? Некому тебе об этом сказать. И ты живешь в счастливомневедении, думаешь, что приступы у тебя давно прекратились. А на самом деле…

– Погоди, погоди,– испугался Лева,– ты что,думаешь, что это я – маньяк? Что это я детишек увожу и убиваю? Ты что, охренелсовсем?

Он почти кричал, сжав кулаки так, что побелели костяшкипальцев. В этот момент он готов был убить своего друга Славку Ситникова. Егоохватила такая ярость, что в глазах потемнело.

И вдруг он опомнился. Ярость, неконтролируемая агрессия,желание ударить, убить… Он, тихий безобидный аспирант, физик-теоретик, сынмамы-доцента и папы-профессора, подающий надежды двадцативосьмилетний молодойученый Лева Аргунов, книжный червь,– он, оказывается, способен на такиесильные и разрушительные эмоции. А если и в самом деле…? А вдруг Славка прав, иприступы не прекратились, просто он теперь о них не знает?

Лева попытался взять себя в руки, успокоиться исосредоточиться. И спасительная мысль сразу же пришла!

– Но ведь детей уводили из детского сада и школы, так?

– Так.

– Значит, это было днем?

– По-разному. Когда утром, когда днем, а когда и ближе квечеру.

– Вот видишь,– Лева торжествующе улыбнулся.–Значит, не ночью. Ночью дети спят у себя дома и их никуда нельзя увести.

– Ну ты даешь,– недобро усмехнулся Ситников.– Тыкто? Служащий в конторе? Ты – аспирант, ты сидишь дома и работаешь наддиссертацией, у тебя рабочее время не с девяти до шести, а когда ты самзахочешь. Что я, не знаю, как вы работаете? Сидите над своими книжками ночинапролет, а потом весь день отсыпаетесь. Да ты сам вспомни, сколько раз я тебеднем звонил, а ты отвечал мне совершенно сонный и говорил, что лег спать тольков восемь утра, потому что вечером тебе в голову пришла очередная гениальнаяидея и ты всю ночь ее просчитывал и продумывал. Было?

– Было,– признал Лева.– Слушай, Слава, ты меняне первый год знаешь, скажи честно: ты действительно считаешь, что я способенна такое? Ты в самом деле думаешь, что это я?

– Ну что ты,– Ситников успокаивающе улыбнулся и сноваразлил вино.– Давай выпьем.