Последняя тайна Египта - Михаил Шторм Страница 24

Ответы на свои вопросы Герберт М. получил очень скоро. Об этом свидетельствовала торопливая малоразборчивая запись: «Отныне мы враги. Р. пригрозил мне расправой».

Дальнейшее развитие отношений М. не описывал, но было легко предположить, что между бывшими партнерами произошла драка, закончившаяся смертью доктора. Автор дневника нигде прямо на это не указывал. Напротив, он приводил иную причину гибели спутника, однако косвенные улики и оговорки (точнее, описки) свидетельствовали против него. Вот как это выглядело:

Одному хуже, чем в компании. Как жаль беднягу Р.! Но еще больше жаль себя. У меня не осталось ни капли воды, а запасы пищи настолько скудны, что их хватит всего на три дня при жесточайшей экономии. Если я не найду воду, то это не будет иметь значения. Не знаю, сколько суток человек способен выносить жажду. Кажется, совсем мало.

Господи, спаси мою грешную душу!

* * *

Смерть страшит меня. Она кажется такой обидной и несвоевременной теперь, когда я нашел то, что мы искали, и оно превзошло все мои ожидания. Покойный доктор Р. был прав, когда утверждал, что усыпальницы сообщаются между собой подземными ходами. Это действительно так. Не ошибся он и в том, что наиболее древние гробницы сохранились под землей, куда последовательно переносились после разбора одних пирамид и возведения других.

Я заглянул только в одну гробницу, и блеск золота ослепил мой восхищенный взор сквозь пролом в двери! Но задерживаться здесь нельзя, если я хочу найти выход на поверхность. Я не хочу навсегда остаться в этом мрачном лабиринте!

* * *

О Господи! Ты услышал мои молитвы! Почему ты не привел нас к этому озерцу раньше, когда доктор Р. был еще жив!? Тогда бы мне не пришлось… (несколько строчек не просто зачеркнуты, а тщательно вымараны).

Только сейчас я оправился после ужасной трагедии, случившейся с моим несчастным другом. Рука моя больше не дрожит при воспоминании о его кончине, и я обязан записать, как все было. Он провалился в одну из ловушек, которыми изобилуют шахты. Я целый час провел возле коварного колодца, я звал Р. до хрипоты, но в ответ не донеслось ни звука. Нет сомнений в том, что он разбился насмерть. Придется оставить надежды и продвигаться дальше одному.

Беспричинный ужас временами парализует мою волю, и я не в состоянии идти, поэтому вынужден садиться на пол, сотрясаясь от дрожи. Может быть, это лихорадка? Но нет, жара у меня нет, да и самочувствие мое нормальное, насколько это возможно в данных условиях.

* * *

Сейчас, когда я пребываю возле маленького живительного озера (скорее, это лужа, образовавшаяся от капель, просачивающихся откуда-то сверху), у меня не хватает решимости идти дальше. Но я должен. Пока в карманах у меня остается пригоршня раскрошившейся галеты, а на дне банки — немного соуса с остатками бобов, я должен успеть отыскать выход из этого ужасного подземелья. Как жаль, что я бросил флягу, сочтя ее бесполезной. Но ничего, можно набрать воды в пустую банку из-под бобов.

Даст Бог, я вернусь сюда позже, вернусь не один и поднимусь наверх не с пустыми руками. Мысль об этом позволяет мне выдерживать терзающий меня голод, пронизывающий холод и страх, преследующий меня.

С тех пор как я заглянул сквозь щель внутрь гробницы, меня не оставляет чувство, что кто-то или что-то преследует меня, постоянно находясь рядом.

* * *

Не знаю, сколько дней и ночей я провел здесь. Не знаю, сколько миль прошел, пока не очутился в этом огромном тоннеле. Совершенно потрясающее сооружение. Насколько я могу судить в неверном свете своей лампы, высота потолка составляет по меньшей мере пятнадцать футов. Ширина тоннеля почти в два раза больше, а длина его ведома только Создателю.

Я попал сюда, свернув в очередной коридор, завершившийся столь крутым спуском, что мне не оставалось ничего другого, как спрыгнуть вниз. К счастью, высота была невелика — и я не повредил ноги. Иду по тоннелю неизвестно как долго, надеясь, что выбрал правильное направление и в конце концов увижу свет. Такой грандиозный коридор не может вести из ниоткуда в никуда!

Сегодня я пытался бежать, освещая себе путь лампой. Это едва не закончилось трагедией. При падении я чуть не разбил лампу, что сделало бы мое положение еще более ужасным. Но ощущать постороннее присутствие невыносимо. Оно действует на меня угнетающе.

* * *

В общей сложности я провел в тоннеле никак не меньше четырех дней, проходя с короткими передышками по пятнадцать миль за один большой переход. Я постоянно считаю свои шаги и продолжаю считать даже во сне. Разумеется, в мои подсчеты могут вкрадываться ошибки, но иного способа все равно нет, так что приходится довольствоваться этим.

Передо мной лежит мертвая ящерица размером с половину моей руки. Судя по запаху, сдохла она недавно и не успела протухнуть, ведь здесь, внизу, довольно прохладно и становится все холоднее по мере того, как сыреют стены и появляются обширные лужи на полу.

Если удастся преодолеть тошноту, то голодная смерть мне не грозит. Угроза жажды тоже отступает. Если вода на полу соленая и, скорее всего, морская, то испарений на стенах достаточно, чтобы я мог довольствоваться этими каплями, слизывая их прямо с камней.

Откуда здесь берется вода? Неужели тоннель ведет к морю? К Средиземному или к Красному? Если Бог будет по-прежнему милостив ко мне, то скоро я это узнаю.

Чтобы узнать это, нужно было идти все дальше и дальше сквозь мрак, освещая себе путь лампой, заправленной в последний раз. Что будет, если масло сгорит раньше, чем тоннель закончится? Мысль об этом была ужасна. Смерть шла по пятам, и ее холодное дыхание ощущалось на моем затылке. То и дело приходилось озираться, ожидая увидеть костлявую руку, готовую опуститься на плечо.

Но она все же опустилась…

Прикосновение заставило Петрова встрепенуться. Дико оглядевшись, он понял, что задремал с тетрадью в руках. До выезда осталось полчаса.

В дверь постучали. Петров понял, что стук раздался не в первый раз. Он-то и разбудил его. Это была Сабрина, явившаяся, как и было договорено.

— Половина пятого, Серджио, — произнесла она извиняющимся тоном. — Пора. Доброе утро.

— Воистину доброе! — воскликнул он, делая энергичные движения, чтобы размять онемевшие мышцы. — Этот день войдет в историю двадцать первого века! Спускайся в холл и закажи нам кофе. Я присоединюсь к тебе через несколько минут.

Перед уходом Петров еще раз взглянул на примитивную карту, нарисованную М. уже после выхода на поверхность. Выглядело так, будто 100-мильный тоннель от Красного моря до Гизы шел по идеальной прямой и вычислить нужную точку на побережье не составит труда. Но это была иллюзия. Герберт М. провел лишь условную и весьма приблизительную линию. Разбег ее отклонения мог составлять несколько миль. Не будь в дневнике некоторых подробностей, поиски были бы многократно осложнены. Но Петрову и здесь повезло. До того как М. был схвачен повстанцами и казнен, он успел описать место, в котором выбрался наружу.