Ледяное забвение - Александр Ковалевский Страница 24

Обещанный Гитлером «Большой процесс» против Эльзера и его якобы британских соучастников так и не состоялся, но впоследствии инцидент в Венло был использован как формальный предлог для оккупации нейтрального Нидерландского королевства, поскольку на его территории против Германии активно работали спецслужбы Великобритании.

Ханс Остер неоднократно предупреждал своего голландского друга Якоба Саса о намерениях Гитлера начать наступление на Западе через Голландию. Он заверил Якоба, что будет лично следить за развитием ситуации и немедленно предоставлять информацию о любых изменениях в обстановке. Но поскольку Остер по долгу службы не занимался вопросами, связанными с планированием возможных военных операций, иногда он был совершенно не в курсе назначенных Гитлером дат. Ведь это был, как правило, либо ответ на заданный как бы невзначай вопрос офицеру генштаба, либо случайно услышанный обрывок разговора адъютантов фюрера.

Как получить достоверную информацию о вынашиваемых фюрером планах, если тот сам неоднократно заявлял своим генералам, что они никогда не узнают о его намерениях до того, как он отдаст приказ?

«Я выполняю команды, которые дает мне Провидение, пожелавшее, чтобы именно я стал фюрером немецкого народа! И если зазвучит голос, я буду знать, что настало время действовать», — с убежденностью религиозного фанатика вещал Гитлер.

«Богемский ефрейтор», как презрительно отозвался о Гитлере рейхспрезидент фон Гинденбург, назначивший этого безродного австрияка рейхсканцлером, был абсолютно непредсказуемым и непоследовательным человеком, не склонным к систематическому труду.

Днем он никогда не работал за письменным столом, если только не приходилось срочно подписывать какие-нибудь важные документы. Но и при этом рейхсканцлер предпочитал долго не засиживаться. У него был несколько странный для государственного деятеля его ранга стиль, при котором он старался избегать письменных заявлений о намерениях или указаний, заставляя это делать за него своих адъютантов. Именно они получали приказы и распоряжения от фюрера устно, а затем зачастую должны были на ходу за ним записывать. Порой такие устные указания бывали плодом сиюминутной интуиции Гитлера, спонтанно возникшими идеями, неправильная интерпретация которых при передаче нижестоящим инстанциям могла исказить его первоначальные намерения. В результате никто не мог потом с уверенностью сказать, что именно фюрер имел в виду, когда давал то или иное устное распоряжение.

Немцы имеют репутацию людей серьезных и основательных, которые принимают тщательно продуманные и взвешенные решения. Тогда мало кто осознавал, что все нормальные и разумные доводы не могут быть применимы к Гитлеру, который действовал по своей собственной, зачастую извращенной логике, бросая вызов всем доводам здравого смысла.

При таком главнокомандующем, как «богемский ефрейтор», неопределенность с датами начала операций была скорее нормой, чем исключением. Поэтому Ханс Остер ошибся, когда сообщил Якобу, что наступление запланировано на 12 ноября. Сам же Остер срочно выехал на Западный фронт, чтобы встретиться с оппозиционно настроенными генералами и убедить их осуществить переворот для срыва готовящегося наступления.

Наступило 12 ноября — и ничего не произошло! Осознавая, что с каждым новым ложным сигналом тревоги доверие к его сообщениям падает, Остер продолжал снабжать Саса информацией о датах наступления на западе, которые Гитлер назначал, а затем переносил по каким-то одному ему ведомым причинам.

Твердо решив для себя сделать все, что в его силах, дабы помешать захватническим планам Гитлера, Ханс Остер вынужден был раскрыть своему голландскому другу военные планы Германии, что вызвало неоднозначное отношение к нему в рядах офицерской оппозиции.

Самым главным для оппозиции было получение заверений со стороны западных держав, что после свержения Гитлера те не попытаются воспользоваться ситуацией в Германии для ее оккупации. Чтобы заполучить такие гарантии, Остер отправлял Гюнтера на переговоры с агентами «Сикрет Сервис», сорвавшиеся из-за спровоцированного Шелленбергом инцидента в Венло.

Независимо друг от друга попытки зондирования позиции официального Лондона предпринимали почти все оппозиционные круги, между представителями которых не было практически никакой связи. И до тех пор, пока союзные страны, находящиеся с Германией в состоянии войны, не дадут четких обязательств о немедленном заключении мира на почетных для немцев условиях, выступать против правящего режима означало бы нанести удар в спину своему народу — так считали многие немецкие генералы.

Гюнтер, и без того скептически относившийся к возможности переворота в сложившихся условиях, пришел к горькому выводу о несостоятельности вовлеченных в заговор высших офицеров вермахта. У них не хватало решительности в действиях, и ни одной реальной попытки ликвидировать фюрера со стороны оппозиции пока предпринято не было. Покушений на Гитлера уже было несколько, но то были герои-одиночки, вроде несчастного Георга Эльзера и психически неуравновешенного швейцарца Мориса Баво, намеревавшегося застрелить фюрера во время торжественного шествия в честь очередной годовщины «Пивного путча». Все они не имели никого отношения к оппозиции.

Двадцатидвухлетний студент-теолог Морис Баво под видом журналиста специально приехал в Германию из родной Швейцарии, чтобы убить рейхсканцлера Адольфа Гитлера. В Берлине он разузнал, что Гитлер пребывал в это время в своей резиденции Бергхоф под Берхтесгаденом. 25 октября 1938 года Морис Баво приехал в Берхтесгаден и снял комнату в отеле «Штифтскеллер». У местного подразделения СД, которое проверяло всех приезжающих, швейцарец подозрений не вызвал.

Баво долго бродил по горам и упражнялся в стрельбе из малокалиберного пистолета по деревьям совсем неподалеку от горной резиденции фюрера. Случайно он подслушал, что Гитлер поедет в Мюнхен на пятнадцатую годовщину «Пивного путча». Предполагалось, что фюрер пройдет на параде во главе колонны по тем же улицам и площадям, по которым в 1923 году шли участники путча.

В час «Х» «журналист» Морис Баво с заряженным пистолетом занял место во втором ряду. Он надеялся, что Гитлер подойдет достаточно близко для прицельного выстрела. Однако оказалось, что Гитлер шел не по центру проезжей части, а по противоположной стороне улицы, и, когда он поравнялся с Баво, стоящие в оцеплении эсэсовцы и другие сторонники фюрера резко вскинули руки в нацистском приветствии, полностью закрыв Морису обзор.

Раздосадованный Морис предпринял еще несколько безуспешных попыток подобраться к Гитлеру на расстояние пистолетного выстрела. Задержали же его за безбилетный проезд, когда Баво, оставшись без гроша в кармане, хотел доехать «зайцем» до Парижа. При досмотре железнодорожная полиция нашла у него пистолет и патроны к нему, а также состряпанное им рекомендательное письмо, согласно которому Морису Баво якобы поручалось передать Гитлеру лично в руки какие-то бумаги конфиденциального характера.

За безбилетный проезд и незаконное ношение огнестрельного оружия Мориса сначала приговорили к двум месяцам лишения свободы, но после допроса в гестапо тот признался, что выслеживал рейхсканцлера Германии, чтобы встретиться с ним и тут же застрелить. Баво судила Народная судебная палата, и хотя тот не сделал ни одного выстрела в фюрера, суд приговорил незадачливого швейцарского студента-теолога к смертной казни на гильотине за то, что он намеревался «отнять у немецкого народа его спасителя». Сам Баво на суде заявил, что своим поступком хотел «послужить человечеству и всему христианскому миру», потому как считал, что Гитлер угрожал католицизму.