Дама Пик - Борис Седов Страница 24

Патриотичный Дядя Паша, выдохнув кактусовую сивуху, покрутил головой и сказал:

– Оно, конечно, экз… как его… экзотика, но наша российская водочка мне как-то больше нравится.

– А мне понравилось, – сказал Саша Сухумский, вытирая слезу, вызванную непривычной едкостью напитка.

– На вкус и цвет, сам понимаешь, – дипломатично закруглил тему мексиканской косорыловки Затворов.

Он открыл стоявший среди тарелок с закуской небольшой ящичек красного дерева и, достав из него тонкую сигару, закурил. По кабинету распространился аромат благовоний, совсем не похожий на обычный сигарный смрад, и заинтересованный этим Дядя Паша спросил:

– А ну-ка, ну-ка, что у тебя там?

Затворов широким жестом махнул рукой в сторону ящика, и Дядя Паша, взяв сигарку, с удовольствием обнюхал ее, а потом и прикурил от настольной зажигалки в виде статуи Свободы. Огонек у нее выскакивал там, где и положено, то есть на конце факела, которую Свобода держала в высоко поднятой правой руке. Затянувшись, он одобрительно кивнул и сказал:

– А ничего! Я думал, они крепкие, знаешь, какой обычно горлодер в этих сигарах… Ничего, ничего!

Зятянувшись еще раз, он посмотрел на Хозяина и решительно вернулся к прерванному разговору о Знахаре и его деньгах.

– Так я что говорю… Знахаря этого нужно кончать. Но сначала он должен рассказать все о своих бабках. То есть – в каких банках они лежат, номера счетов и все такое. И это – на тебе, Василь Тимофеич. Тут уж, сам понимаешь, кроме тебя, никто не сделает. К тому же накосячил слишком много. Живет он не по понятиям, нарушает их как хочет, причем нарушает демонстративно. А молодняк смотрит и берет с него пример. Сам понимаешь, нам от этого пользы никакой, один только вред.

– Вот именно, – поддержал его Сухумский, – от Знахаря одни только проблемы, это точно. Я-то некоторые вещи о нем лучше вас знаю, так что…

– Ну-ка, что за вещи? – и Дядя Паша повернулся к Сухумскому.

– А вещи очень простые. И вы их не знаете просто потому, что Тимофеич у себя в кабинете сидит, а ты, Дядя Паша, на своем Урале хозяйствуешь. А мне из кельи моей все видно и слышно, что в «Крестах» делается.

– Так что же все-таки такое? – нетерпеливо спросил Затворов.

– Давайте-ка по рюмахе, надо текилу эту задавить, а потом я расскажу, что это за вещи.

Заговорщики хлопнули по рюмке, закусив чем Бог послал, и Сухумский начал излагать «вещи».

– Мне тут хорошо видно все… – повторил он, – и я вижу, что Знахарь творит такой косяк, о котором вы даже и не подозреваете.

– Да что за косяк-то, – раздраженно спросил Дядя Паша, – что ты, в самом деле, кругами-то ходишь? Ты по делу говори!

– Я и говорю. Он объединяет беспредельщиков и втолковывает им, что время воров в законе кончилось и теперь будет новая жизнь. Прямо как Ленин какой-нибудь.

– Да ну? – Дядя Паша откинулся на спинку кресла.

– Вот тебе и «да ну»! Так все и есть. Понятия, говорит, это фуфло, это, мол, авторитеты выдумали, чтобы молодежь в узде держать, а сами, мол, делают что хотят, и никаких понятий не придерживаются. Как те же самые коммуняки красножопые. На съездах, мол, врут красиво, а на местах каждый гребет себе в рыло и в ус не дует.

– Так… – Дядя Паша помрачнел и взглянул на Затворова.

Тот ответил таким же мрачным взглядом и сокрушенно покачал головой:

– Да, Пал Иваныч, все так и есть. Я хоть и в кабинете сижу, но что у меня в хозяйстве творится – знаю. Не так, конечно, знаю, как уважаемый Саша, но кое-что и до меня доходит.

Дядя Паша перевел тяжелый взгляд на Сашу Сухумского и спросил:

– Ну и что еще там говорит наш дорогой Знахарь?

– А говорит он еще, что авторитеты просто так не сдадутся, и поэтому беспредельщики должны быть вместе, чтобы сильнее быть. Без борьбы, говорит, нет победы. Крови, говорит, много будет… Он много чего еще говорит, но главное – что воровским понятиям конец, и что авторитеты и воры в законе самые главные крысы и есть.

Насчет крыс Сухумский прибавил уже от себя. И насчет крови – тоже. Он очень хотел, чтобы Дядя Паша и Затворов не сомневались и поскорее уничтожили навязшего в зубах Знахаря.

А еще ему не давали покоя мысли о том, что Знахарь знает про его тридцать восемь пирожковых и при случае обнародует это. А тогда будет совсем нехорошо. По большому счету, все эти миллионы долларов вовсе не интересовали Сашу. Он остерегался даже приближаться к таким крупным деньгам, справедливо полагая, что это смертельно опасно, и так же справедливо предпочитая свою жирную синицу в руках далекому журавлю в небе.

– Значит мы – крысы… – подытожил Дядя Паша и заиграл желваками.

– Так и сказал, – с огорчением подтвердил Саша Сухумский и развел руками, – и вообще, если он приберет к рукам беспредельщиков, тогда я уж и не знаю, что в «Крестах» твориться будет…

– Так, – Дядя Паша выпрямился и посмотрел Саше в глаза, – сегодня же забираешь его к себе в камеру, и к завтрашнему вечеру вся информация о банках, счетах и деньгах должна быть у тебя. Делай что хочешь, хоть иголки ему под ногти засовывай, хоть кости все переломай, хоть шкуру с него с живого сними, но чтобы он все тебе рассказал. А ты, Тимофеич, сразу после этого организуй его безвременную кончину. И чтобы все было чисто и гладко. Я не желаю больше о нем слышать.

– Минуточку, минуточку, – Затворов поднял руки, – не горячись так, Пал Иваныч, решение нужно в конце принимать, а до конца еще далеко. Ты, видно, забыл, что у меня и приятные новости есть. Признайся, забыл ведь?

– Ну, забыл, – буркнул Дядя Паша, обозленный тем, что Знахарь заочно обозвал его крысой, – давай-ка водочки еще, чтобы эту тему перебить.

– Давай, – обрадованно подхватил Затворов, – Знахарь никуда не денется, а тут есть разговор поинтереснее, а главное – не о скорбных делах.

Водочка была разлита и выпита, и после недолгой паузы, заполненной звоном посуды и лязганьем вилок, Затворов начал:

– А хорошая новость вот какая. Сегодня ко мне нагрянула международная комиссия по делам заключенных. Вроде так называется. Сейчас посмотрю.

Он выдвинул нижний ящик стола, достал из него какую-то бумагу и, запинаясь, прочел:

– Эмнисти Интер… Интернешнл. Во – Эмнисти Интернешнл! Ну и язык – хрен прочтешь. В общем, это буржуйская благотворительная организация. Они ездят по тюрьмам всего мира, и ежели видят, что зэк жопу газетой вытирает, а не мягкой туалетной бумагой, то поднимают вой и начинают биться за его права. Ну, я-то знал, меня нужные люди предупредили загодя, так что, когда эти американцы в галстучках да с папочками приперлись, тут все уже было тип-топ. И в тех камерах, куда я их пустил, было все как надо. Цветные телики, книги, вазы с фруктами, ну и, понятное дело, по четыре человека в камере, как и положено. Урки довольные, яблоки с авокадами жрут, в телик пялятся, а когда комиссия вошла – стали говорить им, что все о’кей, олл райт, мол… Век бы здесь сидели, жалко, что срока маленькие.