Разгадка - Калья Рид Страница 24

– Мы должны вытащить тебя отсюда, – прошептала я.

Хотя в сарае мы были только вдвоем, я по-прежнему чувствовала страх. Боялась, что ее отец услышит меня и вернется. Я хотела использовать время, которое у нас еще оставалось, чтобы как можно скорее уйти отсюда.

Но Лана даже не пошелохнулась. Безучастно уставившись в землю, она потирала красные пятна на шее. Сомневаюсь, что она понимала, что делает.

Я осторожно положила руку ей на плечо и кивнула в сторону открытых дверей.

– Ты меня слышала? Нам нужно идти.

Лана отпрянула от меня.

– Нет.

Я разинула рот.

– Ты серьезно?

Она встала на дрожащих ногах и отряхнула с ног землю и сено.

– Я не могу, – пробормотала она.

Я хотела схватить ее за плечи, хотела заставить меня выслушать, но она вела себя как раненое животное. Готовая убежать от меня в любую секунду.

Тогда я сменила тактику и сделала крошечный шажок вперед.

– Я знаю, что тебе страшно, но ты должна выбраться отсюда. Я помогу тебе. Куда ты хочешь пойти? Ты можешь пойти куда угодно.

– Я хочу пойти в свою комнату. И лечь спать.

– Ты не можешь пойти туда.

Она шагнула мимо меня и, к моему удивлению, взялась за уборку. Веревки, до этого висевшие на стене, в беспорядке валялись на земле. Одна была готова сползти со стены и, словно маятник, качалась взад-вперед. Седло упало в большое ведро воды. Стоявшие вдоль стены ведра были опрокинуты, лошадиный корм рассыпан по полу.

Лана принялась за работу. Быстро и уверенно она двигалась от одной стороны сарая к другой. Когда она наклонилась к стоящим справа ведрам, я бросилась к ней.

– Стоп. – Я вырвала у нее ручку ведра. – Лана, что ты делаешь?

Она выпрямилась, отпустила ручку и перешла к следующему ведру.

– Я не могу лечь спать, зная, что в сарае все вверх дном.

Не стала ли я соучастницей преступления, позволив ей навести здесь порядок? Лично мне так казалось. С другой стороны, откуда мне было знать, как следует поступать в подобной ситуации. Мне словно глаза завязали. Я двигалась вперед, но крайне медленно, надеясь, что делаю каждый шаг в правильном направлении. Самым худшим мне казалось то, что чем дольше она убиралась, тем больше румянца возвращалось к ее щекам. Ее дыхание успокоилось, слезы высохли.

Мой желудок словно стянуло узлом. Со смесью отвращения и страха я поняла: это помогает ей почувствовать себя хорошо. Уничтожение улик она считала обычным занятием.

Лана не остановилась, пока каждая вещь не вернулась на свое законное место. После чего она отряхнула руки и оглядела конюшню.

– Я устала, – объявила она.

Неужели я прямо сейчас сплю? Не иначе. Потому что такое не может быть явью. Я заморгала. Ресницы коснулись моей кожи, но Лана все еще стояла передо мной. С тем же пустым выражением лица.

– Не ходи туда, – прошептала я.

Она пристально посмотрела на меня.

– Ты ведь все равно останешься здесь, не так ли? – спросила она.

Я тряхнула головой.

– Разве у меня есть выбор?

– У тебя тысяча вариантов.

– И ни один из них не предполагает оставить тебя здесь, – ответила я. – Как я могу делать вид, будто ничего не видела?

Она вышла из сарая, но в самый последний миг я услышала:

– Так будет лучше ради тебя самой.

Я окаменела. Я была слишком потрясена, чтобы двигаться. Дышать. Говорить.

Теоретически я должна была оставаться там до конца лета. Но как я могла вернуться в этот дом, зная, чему стала свидетельницей? И как могла не остаться там, зная, что моя подруга нуждается во мне? Я на секунду закрыла глаза и поплелась следом за Ланой. Наконец, я догнала ее, и мы вместе подошли к задней двери дома. Она открыла дверь, петли скрипнули. Клянусь, их скрип словно предупреждал меня не входить туда.

Меня терзали сомнения. В течение многих лет я считала этот дом родным. Я с радостью входила в его двери и выходила из них. Но сегодня все стало иначе.

Я шагнула внутрь, готовая к тому, что отец Ланы набросится на нас, но, как и в большинстве домов в ночное время, все было тихо. Вот только тишина эта показалась мне зловещей, жуткой. В кухне гудел холодильник, кондиционер гнал в вентиляционные отверстия холодный воздух. От страха я была готова выпрыгнуть из собственной кожи.

Ни я, ни она не проронили ни слова, пока шли по коридору к лестнице. Рядом с лестницей находилась парадная гостиная, освещенная единственной включенной лампой. Комната была отделана в цвете слоновой кости. На камине выстроились рамки с семейными фотографиями. На одной из них была Лана в одиннадцать лет. С робкой улыбкой она посмотрела прямо в объектив. Эту робкую улыбку я видела на ее лице не раз. И всегда относила ее на счет застенчивости подруги. Но теперь я поняла: эта улыбка была такой не потому, что она стеснялась, а потому, что была осторожна. Напугана.

Я как можно тише попыталась подняться по ступеням, но как я ни старалась, те предательски скрипели подо мной. Чего не сказать про Лану. Она двигалась так тихо, словно скользила по воздуху.