Теория убийства - Эндрю Мэйн Страница 24

На окраине моего родного Остина был заброшенный дом с привидениями. Ну, или по крайней мере так говорили местные ребята. На школьной площадке только и рассказывали истории Бычьего дома. Детали, правда, всегда были туманны. В общих чертах же все сходились: просторный одноэтажный дом стал пристанищем сатанистов, где те убивали детей и скармливали своему богу с головой быка – по крайней мере когда не играли в «Драконы и подземелья».

Дети все время строили планы похода в этот дом. И в какой-то момент Родни Чафф, Фрэнк Донован, Эмилио Пац и я решились отправиться туда на разведку. Я помню, как тем самым вечером, когда мы планировали осуществить задуманное, подъезжал на велосипеде к дому с привидениями, прокручивая в голове бесчисленное количество ужасных вещей, что могут поджидать нас внутри, но при этом в глубине души сохраняя твердую уверенность, что привидений на самом деле не существует.

Это был мой первый личный парадокс – я знал, что приведений не бывает, но все равно их боялся.

«Чего же ты боишься?» – спросил я сам себя, остановив велосипед у пугающей крепости из камня и дерева, чем-то напоминавшей гробницу. Солнце почти село, и я отчетливо помню проскользнувшую мысль: «Живи Дракула в Техасе, это был бы его дом». Прислонив велосипед к дереву, я обошел вокруг дома. Я был один, остальные, видимо, струсили. Но черт с ними, в школе только и говорили, что об этом доме. Посмотрим наконец на настоящих приведений, если они действительно есть.

Заднее крыльцо было завалено перекати-поле, однако трава во дворе подстрижена, видимо, кто-то все же следил за участком, чтобы его можно было продать. Я нашел собачью дверцу, и после нескольких попыток мне удалось ее открыть. От енотов она помочь могла, но вот перед предприимчивым одиннадцатилеткой не устояла. Я пролез через дырку и оказался на полу, застеленном линолеумом. Заходящее солнце заливало дом неестественным оранжевым светом. Я нервничал как никогда и решил, что именно так и должен выглядеть дом, стоящий на краю ада. А потом включилась другая часть сознания и подсказала, что так может выглядеть интерьер дома на Марсе или какой-нибудь планете, вращающейся вокруг звезды – красного карлика. А что, если привидения на самом деле были пришельцами?

Я достал голубой пластиковый фонарик и исследовал все уголки дома – ни привидений, ни пришельцев, никого. Только пустота. Я целый час бродил по комнатам, воображая марсианские иероглифы и странные саркофаги с мумиями пришельцев внутри. А когда вылез через собачью дверь обратно и отряхивал штаны, стоя в темноте опустившейся ночи, то понял о себе одну важную вещь – мое любопытство было сильнее страха.

На следующий день в школе я не стал рассказывать друзьям, что побывал в доме с привидениями. Этим временем, которое я провел в пустом пространстве, освещая потаенные закоулки в поисках пришельцев, мне не хотелось делиться ни с кем. Если бы я все рассказал, этот момент перестал бы быть лично моим. Они бы разрушили его своим смехом или, хуже того, тоже полезли бы в дом.

И вот, стоя около дома Пейлов, я отчетливо осознаю, что правильно сейчас было бы позвонить Даффи и сказать, что нужно осмотреть еще и соседнюю развалюху, но я этого не делаю. Я одновременно и боюсь того, что могу обнаружить, и испытываю странное возбуждение от того, что обнаружу это сам.

Это опасно.

Я бросаю взгляд через плечо на дом Пейлов и поднимаюсь на соседское крыльцо. Судя по двери, над ней кто-то поработал гвоздодером в районе замка, поэтому, когда я толкаю ее, она распахивается, открывая за собой темноту. Я пока не решаюсь включить фонарик, опасаясь, что Роберт может заметить его свет. Переступив порог, я закрываю дверь и оказываюсь в полной темноте. Я все еще не включаю фонарь, а стою неподвижно, прислушиваясь к ощущениям.

Слышно, как на улице дует ветер и поскрипывают деревья, где-то капает вода и шуршат какие-то мелкие животные. Когда глаза привыкают к темноте, становится виден бледный свет, проникающий с улицы через щели в забитых окнах. Большая часть дома погружена в полную темноту, но постепенно приходит ощущение пространства и его границ.

Я прохожу на кухню и замечаю контуры двери, точно такой же, как та, что ведет в подвал с кухни Пейлов. Я берусь за ручку и открываю ее. В ноздри бьет запах затхлости. Почему-то я все еще не включаю фонарик. Медленно спускаюсь, ощупывая ногой каждую ступеньку, опасаясь оступиться и свернуть шею или просто упасть в пустоту. Когда я уже внизу лестницы, волоски на загривке внезапно встают дыбом. Это моя не-интуиция очень отчетливо пытается что-то мне сказать.

Здесь кто-то есть.

Я чувствую, как к коже приливает кровь – это физиологическая реакция на страх. Наконец я включаю фонарь и обвожу подвал лучом. Кругом коробки, и за ними толком ничего не видно, но краем глаза я замечаю какое-то движение.

– Есть тут кто?

Внезапно я понимаю, что не уверен в том, что Роберт у себя, а не спустился сюда, пока я ездил вокруг квартала. Может быть, он тут, в темноте. Я добираюсь до стены, становлюсь к ней спиной и снова обвожу подвал лучом света, пытаясь лучше все рассмотреть. Себе я напоминаю, что плюс фонаря в том, что он слепит того, на кого я свечу.

– Есть кто?

За стоящими друг на друге коробками я замечаю ногу в черном ботинке и синих брюках. Я подхожу ближе и вижу лежащего человека. Это пожилой чернокожий мужчина в форме почтальона. Руки связаны, сумка валяется неподалеку, все письма высыпались на пол. Он стонет. Я подхожу ближе и опускаюсь рядом с ним на колени.

– Вы меня слышите?

В ответ он только стонет. С помощью фонарика я проверяю его зрачки. На свет реагируют, хорошо. А вот раны на голове выглядят плохо. Из-под рубашки капает кровь. Первое впечатление, что его ударили по голове чем-то тупым и тяжелым, а после этого в грудь чем-то острым. Гаечный ключ, вроде тех, что лежали у Роберта в ящике с инструментами? Оглядевшись кругом, я замечаю на полу отвертку в небольшой лужице крови. Ясно, почему ему не понравилось мое предложение помочь. Попроси я отвертку, могло получиться неловко.