Охота на императора - Сергей Богачев Страница 24

Довольный результатом, Михеев несколько раз пошевелил дверь, которая теперь открывалась бесшумно, и вернул на место маленькую маслёнку с длинным носиком.

– Доброй ночи, господа кружковцы… – Михеев подошел к аккуратно сложено стопе наволочек и пощупал материал. – И что, берут?

Вопрос был адресован миниатюрной, миловидной барышне с высоким лбом и ясным взором, одетой в передник и длинное синее платье до щиколоток.

Настоящей ее фамилии никто из присутствующих не знал. В этом кругу подобное любопытство не приветствовалось – каждый выбирал себе имя и фамилию по вкусу и в зависимости от обстоятельств. Достаточно было того, что их объединяла общая идея и стремления. Остальное считалось условностями – тем полезней были эти псевдонимы на случай провала. Даже имея желание, любой их соратник, попавшийся в руки чиновников Третьего отделения, мог назвать исключительно вымышленные имена.

Пару месяцев назад, представившись женой мелкого польского коммерсанта, Льва Выговского и назвавшись Софьей, миловидная барышня пожаловалась владелице доходного дома, жене купца второй гильдии, прусской подданной Розалии-Анне Густавовне Клинкострем, что дела у супруга идут не слишком бойко и ей придется подшивать постельное белье, чтобы гарантировано иметь деньги на квартирную плату. Розалия Густавовна против того не возражала, тем более, что американская швейная машина новой постоялицы работала совершенно бесшумно, а редкие гости Софьи и ее мужа беспокойства соседям не доставляли.

– Не так уж… – ответила хозяйка квартиры Михееву, вытащив из камина несколько угольков, чтобы раздуть самовар. – Но, на варенье хватит!

Софья подошла к серванту, откуда достала вазочку с малиновым вареньем, запах которого мгновенно окутал зал её квартиры.

– Следует иногда позволять себе отойти от аскетичного образа жизни, тем более – в таком близком обществе, – Выговская пригласила всех к столу, расставив предварительно чашки с блюдцами.

Любому, случайно появившемуся в дверях свидетелю этой встречи можно было бы подумать, что здесь происходит заседание какого-то благотворительного общества. Разговор шел о сборе средств, о новых подписках на благое дело и источниках финансирования. Иллюзия благотворительности сохранялась до тех пор, пока слово не взял Михеев.

Встав, и по привычке, заложив руки за спину, он принялся ходить по комнате, глядя то в пол, то на своих единомышленников:

– Необходимо резюмировать итоги нашей работы за последнее время…

Присутствующие на тайном собрании заговорщики поставили чашки в блюдца и сосредоточились, на время забыв о вкуснейшем малиновом варенье.

– В исполнении приговора, вынесенного нашим обществом деспоту и угнетателю, самодержцу всея Руси Александру Второму, мы не продвинулись ни на шаг. Как вы все знаете, подрыв поезда оказался неудачным – мы подняли на воздух лишь два вагона с фруктами. Потому как поезд доехал до Москвы, вы тоже понимаете, что наша засада в Александровске так же не увенчалась успехом. Взрывное устройство, заложенное под полотном, не сработало. Случайность это, или кто-то из наших преднамеренно повредил провода, или что-то ещё, мне также не понятно, как и вам. ^[21]

– Как же это тошно, даже в мыслях допускать, что рядом с тобой притаился предатель… – Софья поправила передник, и Михеев очередной раз восхитился её способностями к перевоплощению – перед ним сидела настоящая белошвейка.

– Я не утверждаю. В этом предстоит разобраться. Кстати, Софья… Примите наше восхищение. Вы так искусно улизнули от облавы на вокзале, как вам это удалось?

– То была не я. То была студентка Смольного, пребывавшая в гостях у тетушки и уставшая от московской суеты. Барышня от тоски нестерпимо захотела домой, в Петербург, – ответила Выговская, скромно улыбнувшись.

Человек, которого Розалия Густавовна знала, как супруга Софьи, тут же восхищенно вскинул руки и не постеснялся отдать должное своей «жене»:

– Мастерская работа… Каждый раз поражаюсь её хладнокровию… Многим из нас следует брать пример с Софьи!

– Оставьте, Лев! – железным тоном, не терпящим пререканий, парировала белошвейка. – Мы здесь собрались не для этого. У каждого свои способности. Именно из-за вашей повышенной чувствительности и экстраординарной нервозности Комитет не доверил вам эпизод в Александровске.

– И что же? Где результат? – с некоторой нотой злости огрызнулся мелкий коммерсант Лев Выговский.

– Прекратить склоки! Немедленно! – голос Михеева приобрел тот металлический оттенок, который незамедлительно ставил на место любую пылкую натуру из числа членов их тайной организации.

– Я продолжу… – сказал Михеев, после чего Выговский успокоился. Выговская предпочла направить взгляд в окно, уже почти полностью облепленное снегом, а пылкий юноша с пышной прической позволил себе сделать вид, что к этому взрыву эмоций отношения не имеет, для чего он без всякого стеснения подвинул к себе вазочку с вареньем и принялся обмакивать туда баранку.

На самом деле, визит Михеева имел для Комитета, представленного здесь полностью, значение ключевое. Неудача на московской железной дороге настолько больно ударила по оптимизму и уверенности в своих силах, что теперь только он, Александр Михеев, руководитель и вдохновитель всего движения заговорщиков мог вернуть их в чувство и направить в продуктивное русло все их мысли и действия.

– Первым делом требую от всех присутствующих вернуться к самообладанию, – из общего числа кружковцев Михеев обладал тем самым даром, который присущ совершенно немногим людям, способным вести за собой других. Как только он начинал говорить (а делал это он совершенно не громко) остальные замолкали и не смели вставить ни слова до окончания его речи.

Михеев сейчас тщательно взвешивал каждое слово. Напряжение, связанное с их нелегальным положением и неопределенностью планов вносило ненужную нервозность.

– Второе… – Михеев достал папиросу и чиркнул спичкой. – У нас появился достойный соперник.

Три пары глаз впились в него вопросительным взглядом.

– Некто Лузгин. Капитан второго ранга. Прикомандирован к третьему отделению по приказу Великого князя Константина.

– С какой целью? – Софья поднялась со своего места, взяла из комода пачку папирос, одну из них вставила в длинный мундштук и демонстративно подошла к Михееву.

– С целью расследования взрыва свитского поезда, – Михеев, похлопав себя по карманам, нашел спички и поднес огонь белошвейке.

– Всего-то? – проронила Софья, глядя на горящую спичку. – Что же он там найдет? Подкоп?

Спичка в крупных пальцах Михеева горела все ярче, но Софья не торопилась подносить папиросу.

– Пусть ищет. Почему ты считаешь его опасным?

Михеев продолжал держать спичку, и лишь тогда, когда пламя уже вплотную подобралось к его пальцам, Софья неспешно наклонила мундштук и остатки огонька перекочевали на кончик ее папиросы. Такие эксперименты с председателем Комитета доставляли ей удовольствие. Это все, что она могла позволить себе, страдая от любви к «каменному эгоисту», которым она его считала. Без малейшей надежды на взаимность, она все же, иногда, проверяла его способность жертвовать собой ради неё. Пусть даже, в таких пустяках.