Кости Авалона - Фил Рикман Страница 24

На склоне дня внезапный порыв дождя с липким снегом снова немилосердно заставил нас пережить худшие мгновения зимы. Впереди оставалось еще несколько миль пути, а я промок до последней нитки.

Дадли скакал впереди. Он вгляделся в далекие деревья, голые, точно рыбьи скелеты, и припорошенные белым пухом холмы. Снова поднял глаза на черневшее небо, опять повернулся ко мне.

— Не мог бы ты сделать с этим что-нибудь, Джон? Изменить погоду? Или прогнать тучи во Францию?

Он поднял коня на дыбы, моя кобыла перепугалась, и мне пришлось наклониться вперед, чтобы успокоить ее. С лошадьми у меня, пожалуй, получалось лучше, чем с женщинами, однако Дадли, как всегда, дал мне почувствовать, что я слабое существо.

И все-таки я был рад, что он так сказал, — по крайней мере, прежний Дадли напомнил о себе в человеке, который всю дорогу от Лондона был на удивление молчалив и почти не говорил со мной. Его будто сдавил груз тяжких раздумий.

Нас было шестеро, включая северянина Мартина Литгоу. Старший конюх Роберта Дадли знал о жизни хозяина все и вместе с ним отправился ко двору.

— А еще называешь себя магом, — подтрунивал Дадли.

— Никогда не называю себя магом. — Я отвернулся в пургу. — И ты хорошо это знаешь. Может, найдем постоялый двор?

— Здесь нет постоялых дворов. Ты видишь хотя бы один?

— Я ничего не вижу.

— Кэрью, поблизости есть какой-нибудь постоялый двор? — прокричал Дадли.

— Есть. — Сэр Питер Кэрью ехал впереди, рядом с Дадли. — Но если проведешь там ночь, утром замучаешься чесать яйца. Ну, а этот бедняга…

Кэрью обернулся и посмотрел на меня, будто сомневаясь в том, что они у меня есть. Коренастый и мускулистый, он был на добрых двадцать лет старше Дадли, однако его длинная борода оставалась еще густой и черной, словно просмоленный канат.

— Ну, может, отдохнем там, хотя бы пока небо не явит нам свою милость, — предложил Дадли. — Еда приличная?

— Советую продолжать путь, если хочешь добраться до Гластонбери к ночи. Мы оба знавали места и похуже, чем это, — и с доброй битвой в придачу. — Кэрью на миг обернулся ко мне, щуря глаза от ветра и снега. — Кажется, вы никогда не воевали за свою страну, доктор?

Люди Кэрью — двое служивых за моей спиной, — похоже, тихонько хихикнули. Я не ответил. Честно сказать, не мог говорить из-за холода. Едва Кэрью отвернулся, Мартин Литгоу поравнялся со мной и чуть слышно произнес:

— Не берите в голову, доктор Джон. Сукин сын сам слишком много воевал под чужими знаменами.

Мартин улыбнулся и снова направил коня на белеющую от снега дорогу.

Отец рассказывал мне о Кэрью. С юных лет тот пользовался благосклонностью при дворе Генриха Тюдора. И будучи еще мальчиком, стал очевидцем многих событий в Европе.

После нескольких лет прогулов и непослушания, напрасно потраченных на учебу в лучшей школе Эксетера, его отец, сэр Вильям, отправил его на пажескую службу во Францию, где Питер Кэрью вскоре оказался при войске французского короля, а после смерти своего господина перешел на сторону противника, пристав к армии принца Оранского. Питеру исполнилось всего шестнадцать, когда он возвратился в Англию, имея при себе рекомендательные письма от принца Оранского к самому королю. Кэрью очаровал его умением держаться в седле и уже два года спустя получил место в Тайном совете. «Большая индивидуальность, — говорил о нем мой отец. — Сэр Питер идет своим путем».