Алмазная история-1 - Иоанна Хмелевская Страница 23

И в придачу ещё настоящая красавица.

Виконт де Нуармон настолько потерял голову, что почти перестал думать об алмазе. Клементина, правда, не в таком темпе, начинала отвечать ему взаимностью. Внешне виконт понравился девушке сразу, а оглядевшись вокруг, она оценила поразительно высоконравственный образ жизни молодого аристократа, о котором пошли язвительные сплетни, будто он замаливает прежние грехи. А раз способен покаяться, это уже неплохо, тем более что никто его к этому не принуждал. Но один существенный и, надо сказать, неизлечимый недостаток у виконта все-таки был — бедность. Семья де Нуармон практически разорена, доходов никаких у её отпрыска не было, и никакого наследства не предвиделось. С этой точки зрения дело казалось безнадёжным.

Однако нищета поклонника Клементину не слишком смутила. Что это такое, она знала отлично, так как на родине насмотрелась на разорённые семьи. Были знакомые, что опустили руки и влачили жалкое существование, были и такие, что смогли подняться, несмотря на жестокие удары судьбы. Да и сама она избежала нищеты только благодаря гданьской бабушке. Кроме того, краем уха слышала и о каких-то средствах, помещённых в английские банки и тем самым гарантированные от катаклизмов.

Однако на всякий случай Клементина решила поговорить с отцом.

— Батюшка, — спросила она как-то за завтраком, — скажите, мы богаты?

Граф Дембский, после пережитого вместе во время восстания проникшийся к дочери уважением и даже восхищением, ответил совершенно серьёзно:

— Это с какой стороны посмотреть. Вообще, как семья в целом, скорее да. Но у нас осталось только состояние бабушки, ведь все моё пропало.

Ну, и у тебя есть матушкино Заречье. На все это жить можно.

— А если бы вдруг нам понадобились деньги, много денег, тогда как?

— А что это ты, дитя моё, вдруг такой финансисткой заделалась?

— Я сейчас объясню, только вы сначала, батюшка, ответьте. Если бы нам надо было…

— Много денег — это, по-твоему, сколько?

— Не знаю. Миллион франков или два миллиона.

— Ты бы хотела, чтобы тебе два миллиона выложили на стол? Тогда не сегодня. Самое раннее — завтра, а то и послезавтра. Деньги должны пройти через Гданьск и Лондон. Пришлось бы, конечно, напрячься, но дело возможное. А почему ты спрашиваешь?

— Я вам, батюшка, правду скажу…

Граф воззрился на дочь с некоторым удивлением.

— Ну, я думаю! А как же иначе? До сих пор я от тебя никакого вранья не слышал!

— И не услышите, батюшка, — заверила Клементина, привыкшая к абсолютной откровенности со своей стороны и к полному пониманию со стороны отца. — Здесь все вокруг только и говорят что о деньгах, наследстве, кредитах, приданом… Особенно о приданом. И я хочу знать, а что, если моей руки попросит кто-нибудь бедный? Или мне надо искать богатого мужа?

— Никого тебе искать не надо, сами найдут. Можешь, девочка моя, выйти и за бедного, если тебе по сердцу придётся, лишь бы хорошего рода. А не за какого-нибудь оболтуса, что все промотает. Но я уверен, ты девочка достаточно разумная, только не делай ничего втайне от меня.

— Не сделаю, батюшка…

Данное обещание не означало, понятное дело, признаний, которые делаются по ночам на ушко лучшей подруге, — конечно, ничего подобного граф Дембский не ожидал, да и Клементина отлично понимала, что отец имеет в виду. От неё не требовали откровений о любом движении души, но о таких вещах, как тайные свидания, скрываемые знакомства или бегство с возлюбленным и речи быть не могло. Девушка воспитывалась в убеждении, что честные дела прятать не надо, тайны требуют, как правило, проступки, а то и преступления. Бывают, конечно, и исключения, например, по отношению к врагу. Взять хоть разные заговоры против захватчиков в Польше…

Таким образом, успокоившись в отношении финансов, Клементина дала волю чувствам.

Виконт де Нуармон не отважился предложить руку и сердце исключительно из финансовых соображений. Он понятия не имел о состоятельности графа Дембского и привык скорее к нищете эмигрантов из страны, которой даже не было на картах Европы, да и самого графа причислял к несчастным, проживающим жалкие остатки былой роскоши. При красоте и воспитании Клементины богатое замужество было обеспечено, что для влюблённого виконта явилось бы страшным ударом. Он жаждал обладать прекрасной полькой, но дать ей ничего не мог. Разве что предложить жалкое существование на руинах фамильного замка в обществе нескольких коров, лошадей, овец, чуть более многочисленной домашней птицы и громадного количества крыс и летучих мышей, а также трех человек прислуги: старого лакея, кухарки и девки для чёрных работ. Разве такого богатства она достойна! И почему он, как последний дурак, без памяти транжирил тёткино наследство, осыпая золотом каких-то мерзких куртизанок, швырял деньги циркачам и хористкам из оперы, раздаривал друзьям и врагам лучших лошадей, проигрывал в салонах дикие суммы, а выигранное оставлял на чай прислуге?! Да эта прислуга сейчас в десять раз богаче его. Кретин недоделанный!!!

Самокритику сам на себе виконт отработал, нечего сказать, очень даже добросовестно, но делу это мало помогло. Единственное спасение — Великий Алмаз — снова, и весьма настойчиво, стал вылезать на первый план. Если бы удалось им воспользоваться… Нет, теперь бы он уж не валял дурака, не транжирил деньги столь легкомысленно, а поместил бы их с умом и начал жить исключительно по средствам. Ведь эта девушка — настоящий ангел, а не какая-то капризная кокотка… Де Нуармон перебивался кое-как и не ходил в лохмотьях только благодаря разумному подходу своих заимодавцев. Те отлично понимали, что из вконец обанкротившегося должника все равно ничего не выжать, и предпочитали терпеливо дожидаться, когда его обстоятельства улучшатся. Выгодная женитьба виконту по-прежнему светила, и кредиторы даже сами подсовывали ему завидные партии, весьма огорчаясь при этом, что тот не хватается за вдову банкира, пусть не первой молодости, но зато купающуюся в роскоши и ещё очень даже на ходу. А у дочки виноторговца, миллионера, аж слюнки текут при виде такого жениха. Рано или поздно все равно сдастся и на что-нибудь из предложенного согласится. И в ожидании сей счастливой минуты виконта кормили и одевали в кредит. Даже собственного коня, заложенного за долги, де Нуармону разрешалось брать в случае необходимости.

Виконт теперь ежедневно доставал алмаз, разглядывал его часами, но по-прежнему боялся огласки.

Будучи абсолютно уверен, что в случае малейшего скандального душка он потеряет Клементину навсегда, молодой человек ни на что не мог решиться. Он так угрызался, что помрачнел, похудел и даже изменился в лице. И весьма вероятно, совсем бы загнулся или отмочил какую-нибудь несусветную глупость, не вмешайся вовремя судьба.

Судьба приняла форму дождя, который хлынул совершенно неожиданно. Виконт не раз мрачно торчал перед витриной ювелирного магазина, куда совсем не собирался заходить, так как ни на что ещё не решился, а вид всяких драгоценностей нервировал его до невозможности, — таким образом, можно сказать, занимался мазохизмом. На то, что происходит на небесах, внимания, естественно, не обращал, а посему дождь явился для него полнейшей неожиданностью. Молодой человек оглянулся, ища, куда бы спрятаться, и увидел закрытый экипаж графа Дембского, останавливающийся как раз напротив.