Ремейк Нового года - Анна и Сергей Литвиновы Страница 23

– Можно со временем, лет через пять, палатку выкупить и на себя работать, – мечтали товарки.

Анаит же от подобных планов сразу становилось скучно. Но если не она и не рекламщик, и не торгаш, то кто? И тогда Айрапетян вспомнила, как девчонками играли в парикмахерскую. Подружки всегда брали на себя роль косметологов или сооружали друг у дружки на голове фантастические прически. Она же мечтала делать маникюр. И – на детском, конечно, уровне – у нее получалось совсем неплохо. Да и сейчас ее собственные ногти, несмотря на физическую работу, выглядят, будто она каждую неделю в салон ходит. И соседки по квартире (снимали «двушку» на четверых) постоянно у нее просят маникюр сделать…

Анаит стала узнавать и выяснила: закончить соответствующие курсы стоит не так уж дорого, с трех зарплат можно скопить. (Другие-то девчонки большую часть денег домой высылали, а ей содержать некого, родители погибли, детей не нажила.) Вот и решилась. Выбрала курсы, приступила к занятиям, очень старалась, сразу же попала в число лучших, а когда закончила – тут же в парикмахерскую взяли. Конечно, в обычную, в спальном районе, но – в Москве! Нормальная, вполне престижная работа, разве сравнишь с грязным рынком?! Анаит хвалили, быстро появились свои клиенты, записываться к ней надо было за неделю, и как-то одна из дамочек предложила: не хочешь, мол, перебраться в крутой салон, у меня там подружка директор? Самый центр, мастера сплошь лауреаты, и клиенты не чета здешним: богатые тетки на «мерсах». Ну, и стоимость маникюра (а значит, и зарплата) выше в добрый десяток раз. Тут бы любая согласилась – что уж говорить о вчерашней рыночной торговке Анаит Айрапетян.

На деле, правда, все оказалось не столь радужно. Гарантированных зарплат в их профессии нет, все мастера маникюра сейчас работают за проценты. Сколько маникюров-педикюров сделал – столько и получил. А завоевать клиента в дорогом салоне оказалось куда сложнее, чем в рядовой, на окраине столице, парикмахерской. Да и хозяйка львиную долю доходов забирала себе – вроде как за то, что Анаит занимала элитное место.

Но девушка все равно была счастлива. Потому что теперь работала в двух шагах от Кремля, общалась с узнаваемыми людьми – добрая половина посетительниц салона постоянно мелькала в телевизоре. И хоть предупреждали ее, что элитные клиенты капризны и злопамятны, но и среди них (кивок в сторону Татьяны) попадались нормальные. И поговорят по-человечески, и чаевые хорошие оставят, и к накладкам, неизбежным в любой работе, отнесутся снисходительно.

Встречались, конечно, и полные самодурши. Одна, например, – депутатская жена – обращалась к ней исключительно: «Эй ты, армяшка!» Другая опаздывала на час, а потом метала громы и молнии, что ее не обслуживают немедленно по прибытии. Но унизительная работа на рынке научила Анаит гибкости (нищие бабульки, что отоваривались в ее палатке, еще и не такие скандалы поднимали), и она со всеми гоношистыми дамочками как-то ладила.

И с Полиной Вершининой, вроде бы, – тоже. По крайней мере, во время маникюра они всегда любезно беседовали. Но когда клиентка уходила – на первый взгляд, всем довольная (и чаевые оставила, и на прощание даже улыбнулась), – Анаит могла вызвать хозяйка и спросить:

– Ты почему людей ждать заставляешь?

– Как ждать? Кого?

И выяснялось, что Полина нажаловалась: приехала, мол, как назначено, к шести, а Анаит ее только в десять минут седьмого на маникюр позвала.

Или как-то Вершинина сама начала расспрашивать: откуда ты, Анаит, где училась, есть ли муж, дети, а потом та же хозяйка ее отчитывает – чтобы не грузила клиента своими проблемами.

Анаит уже Полину и секунда в секунду за маникюрный стол сажает, и, пока работает, слова не вымолвит – но клиентка все равно в претензии. Мимоходом жалуется администратору: «Что у вас за маникюрша! Вечно молчит и волком смотрит…»

Уже и отказаться от Полины пробовала, пусть к другому мастеру ходит, но той, похоже, нравилось ее изводить. Будто специально всегда записывалась именно к Анаит. И почти каждый раз устраивала ей какую-нибудь пакость. Всегда исподтишка.

А с месяц назад (глаза Айрапетян наполнились слезами) и вовсе разразилась катастрофа.

Полина явилась на очередной маникюр сильно не в духе. И, ввиду плохого настроения, принялась жалить в открытую. Сначала обругала, что щипчики не стерилизованы (хотя те только что из автоклава). Потом не понравилось, какую Анаит форму ее ногтям придает (на самом деле, всегда одну и ту же, квадратную, как сама Полина и просила). Анаит расстроилась, разнервничалась – и, когда срезала кутикулу (Полина всегда просила делать не очень модный сейчас обрезной маникюр), поранила клиентке палец. Первый раз, кстати, в своей карьере. Даже в детстве, когда с девчонками в парикмахерскую играли, она никогда никого не резала. А тут получилось так неудачно, глубоко, сразу кровь хлынула.

Полина, конечно, скандал закатила страшнейший, хозяйка в сердцах Анаит едва не уволила: «Вечно с тобой, Айрапетян, какие-то проблемы»! Хотя проблемы скорее с Полиной, с ее дурной головой – однако подобная мысль владелице салона даже в голову не пришла… Над кровоточащим пальцем клиентки охали, промывали перекисью, мазали йодом, а когда подраненная дама уходила восвояси, Анаит за ней бежала, напоминала, что нужно обязательно промыть ранку еще раз, тем же вечером. И по новой нанести йод, поменять лейкопластырь…

Однако через два дня Полина явилась в салон с пылающими то ли от температуры, то ли от гнева щеками. Оказалось, палец у нее начал нарывать. Ну, тут совсем уж невообразимое началось, таких воплей Анаит даже на рынке не слышала:

– Элитный салон! Бешеные деньги берете! Посмотрите, что наделали!

Конечно, Анаит тут же уволили. А через неделю в ее домишко (теперь Айрапетян снимала частный домик в умирающей деревеньке вдоль Владимирского тракта) явился курьер. И вручил официальную бумагу. Отправителем была Полина. Она требовала с нее пятьсот семьдесят долларов за лечение (копии чеков из медицинских учреждений прилагались). И еще пятьсот – за моральный ущерб.

– Ну, что же за тварь! – не удержалась Татьяна.

А Анаит только вздохнула и продолжила:

– Будто чувствовала, что это – все деньги, которые у меня есть. Я их почти два года копила…

– Да с какой стати ты должна была их отдавать? – возмутилась Садовникова.

– Полина сказала, что иначе в суд подаст. И дело выиграет. И тогда мне куда больше платить придется, – грустно произнесла девушка.

– По-моему, чистой воды блеф. Совсем не факт, что она выиграла бы, – возразила Татьяна. – А уж насчет морального ущерба вообще зря надеялась. В наших судах его почти не присуждают. А если и назначат выплатить, то тысячу рублей максимум.

– Я знаю, – склонила голову Айрапетян. – Но только… в судах ведь люди сидят. Ваши. Москвичи. (На последнем слове ее голос предательски дрогнул.) А я – нацменка, как вы говорите: «Понаехали тут…» У меня не то что гражданства – даже регистрации нет. Ну, и как ты думаешь, в чью пользу суд решение примет?