Золотые нити - Наталья Солнцева Страница 23

Сиур остался ночевать у Тины на том же диване. Слишком о многом нужно было ее расспросить. Он жалел, что не сделал этого сразу. Лежа без сна, обдумывал создавшееся положение – слишком много нестыковок для такой простой вещи. Ну, убит богатый старик. Во-первых, по нынешним меркам не такой уж и богатый, во-вторых, слишком таинственный для обычного человека.

Никаких сведений, нигде, ни у кого – все зыбко, неопределенно и неуловимо. Сиуру захотелось пойти в ЖЭК и элементарно узнать о прописке. Впрочем, скорее всего, прописка, конечно же, была. И что это дает? И свидетельство о рождении, и паспорт, все это было – не могло не быть. Оказывается, все это еще ни о чем не говорит. Есть человек или нет человека? Как запись о машине отнюдь не гарантирует наличие самой машины, так и здесь: сведения о вещи и сама вещь – это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».

Как-то не типично это все. С какой стати? Какие-то «тайны мадридского двора»! И ведь никакого повода. Во всяком случае, видимого. Ну никакого. Однако что-то его беспокоило. Сиур хорошо знал это чувство – друзья говорили, что с ним никогда не попадешься врасплох, – он мог ощущать скрытую и будущую опасность внутренним, неподвластным анализу чутьем. Когда совершенно ничего ее не предвещало. Ничего, кроме этого внутреннего сигнала: «Внимание. Соберись. Опасно». Что, как, почему? Этого он и сам не знал. Но всегда внутренний сигнал срабатывал безотказно. Вот и сейчас. Только в этот раз опасность угрожала не одному ему, но еще и непонятной женщине.

Как она попала в эту ситуацию, с какого боку? Почему он чувствует, что должен охранить ее, вывести из-под удара? Даже ценой собственной жизни. Сиур подумал об этом как-то буднично, словно было это обычным делом.

Как-то само собой случилось, что видеть и ощущать рядом присутствие этой женщины стало вдруг важнее жизни. Вернее, жизнь потеряла былую привлекательность и ценность для него, если допустить, что Тины больше не будет рядом. Пусть не с ним. Хотя бы в этом городе, на этой планете. Впрочем, почему не с ним? Он вспомнил ее мокрые волосы, с которых текла вода, прилипший к телу халат и босые ноги с тонкими лодыжками. Лодыжки, по его глубокому убеждению, были в женщине показателем породы. Тина была породистой. Он хмыкнул, – ему бы не поздоровилось, узнай она ход его мыслей.

Он снова вспомнил ее совершенно лишенный желания нравиться или привлекать, а скорее несчастный и растерзанный вид, – и не раздражение, а теплая волна жалости, или умиления, он не смог бы определить это чувство, – заполнила грудь. Сиур разозлился на себя. Пришло желание уснуть и видеть во сне ее. Опять ее. Глаза слипались, приятная усталость манила сладостью забытья. Он через силу раскрыл глаза, пытаясь еще о чем-то думать, анализировать, и… Неодолимый сон наступил, как прилив, сопротивляться которому более было невозможно.

Впрочем, погружение в сон было не обязательным, чтобы картины вроде бы не его, но странно знакомой чужой жизни всплывали и разворачивались в его сознании подобно цветку, раскрывающему свои лепестки, естественно и гармонично, сообразно извечным природным законам… Эти картины могли появиться весьма некстати, и приходилось усилием воли отгонять их, но чаще они являлись в минуты отдыха, вот как сейчас… сон ли, явь? Кого спросить? Знает ли кто-нибудь ответ?

Погода установилась хотя и не теплая, но приятно спокойная. Затянутое облачной дымкой небо пропускало достаточное количество солнечных лучей, и когда не было ветра, молодой человек поднимался на башню и любовался морским видом, теряющимся в дымке горизонтом, зыбким, уходящим в бесконечность, производящим впечатление отделенности от всего остального мира… Да и был ли он, этот мир?

Здоровье возвращалось медленно, но с каждым днем все ощутимее. Подъем по винтовой лестнице становился все более быстрым, а остановки для отдыха все более редкими. Гость заметил, что в доме жили несколько слуг, а вот хозяев, кроме ухаживающей за ним женщины, он так и не видел. Большое количество оружия, различных припасов, добротная и подчиненная идее длительной обороны в случае чего постройка и расположение дома, свидетельствовали о том, что хозяевами здесь могли быть опытные и закаленные жизнью мужчины.

Почему здесь и с какой целью построено жилище? Для кого? Много вопросов и полное отсутствие ответов…По мере выздоровления он пытался – как это присуще людям – объяснить непривычное и непонятное при помощи привычного и понятного. Неблагодарная задача. Неизвестное невозможно объяснить таким путем.

В ненастные дни ему нравилось бродить по этому мрачному и вместе с тем необычайно надежному дому. Темные нескончаемые коридоры сменялись внутренними площадками странной многоугольной формы – ничего лишнего, только толстые стены, тускло освещаемые редкими светильниками, да вытянутые глубокие окна, скорее бойницы. Двери во все внутренние помещения обычно бывали плотно закрыты, и из-за них не доносилось ни звука, впрочем, толщина и пригнанность самих дверей исключали возможность хоть что-то услышать из происходящего за ними. Впрочем, происходило ли там хоть что– нибудь?