Убийца на экспорт. Охота за русской мафией - Эдуард Тополь Страница 23

Но еще через час, после третьей бутылки водки, они все-таки захмелели. И даже Биллу, который раньше чувствовал тут себя иностранцем и пришельцем с другой планеты, эти женщины, накрашенные, как проститутки, уже не казались вульгарными. И мужчины уже не выглядели неандертальцами, несмотря на их золотые и стальные фиксы.

Речка движется и не движется,

Вся из лунного серебра… —

томительно выводила певица душещипательную русскую песню.

И в полумраке танцующего зала десятки хмельных голосов подпели ей:

Если б знали вы, как мне дороги

Подмосковные вечера!..

Тут какой-то ком шума и суеты вспучился посреди зала, там послышались громкий мат и визг женщин. Хозяин ресторана, Пиня Громов и верзила-вышибала сразу нырнули в толпу танцующих и поволокли к выходу двух вцепившихся друг в друга молодых мужчин. Один из них – тот самый шарнирный в замшевом пиджаке – кричал широкоплечему и бородатому:

– Это моя жена, бля! Хули ты ее лапаешь! Я тебя сделаю, сука! – С его разбитой губы на замшевый пиджак стекали капли крови.

– Закрой рот, мудак! – тихо бросил ему бородатый, которого в обхват держали его приятели – высокий молодой мужчина с пышной черной шевелюрой и Пиня Громов.

– Mudack значит «дурак»? – спросил Билл у Питера.

– Выйдем! Выйдем на улицу! Хули ты бздишь? – говорил своему противнику Аллин муж.

– Да пошел ты в жопу, сопляк! – отмахнулся от него бородатый и вернулся в зал.

Аллин муж порывался за ним, но хозяин ресторана и Громов удержали его:

– Саша, остынь, ты что – охуел? Тут полиция!

– Да ебал я полицию! Хули он мою жену лапает?!

– Ладно, иди умойся! Он больше не будет!

Саша ушел в туалет умываться, танцы возобновились, и Питер с Биллом изумленно смотрели, как бородатый снова стал танцевать с Аллой, прижимая ее к себе большими сильными руками. При этом одна его рука всеми пятью пальцами демонстративно лежала на Аллиной ягодице, и Алла не выказывала по этому поводу никакого беспокойства. Скорей наоборот, сама прижималась животом к паху бородача.

Через минуту из вестибюля появился Саша – умытый и с пластырем на разбитой губе. Остановившись в двери, он взглядом нашел в полумраке фигуру своей жены, танцующей в обнимку с бородачом. Саша молча следил за ними, темнея лицом и играя желваками на скулах. Потом резко повернулся и вышел из ресторана.

– О-о! – сказал Билл и посмотрел в окно.

За окном по освещенной уличным фонарем Первой Брайтон-стрит медленно проезжала дежурная полицейская машина с цифрой «60» на капоте.

Но Саша, не глядя по сторонам, решительным шагом пересек улицу прямо перед полицейским «фордом» и сунул ключ в багажник своего красного спортивного «понтиака». Однако то ли он спьяну выбрал не тот ключ, то ли замок заело, но багажник не открывался. Саша в остервенении стал стучать кулаком по замку и дергать ключ. Полицейские остановились рядом, заинтересованно наблюдая за ним из своей машины.

А Саша их не видел. Стукнув по багажнику еще раз, он повернул наконец ключ и рывком откинул крышку.

То, что увидели полицейские в багажнике красного «понтиака», заставило их обоих открыть рты от изумления. Потом один из них тихо отворил дверцу полицейского «форда», сполз со своего сиденья на мостовую и, прячась за машиной, медленно пополз вокруг нее, на ходу вынимая пистолет из кобуры.

Билл и Питер наблюдали за этим полицейским с искренним и хмельным любопытством.

А Саша тем временем копался в багажнике своего красного спортивного «понтиака». Сначала из груды оружия, которое было в этом багажнике, он выбрал «магнум»-3,57, потом, взвесив его в руке, решил, что для такой оказии «магнум» слабоват. И достал со дна багажника «кольт» 44-го калибра.

Но когда он выпрямился, то к обоим его вискам прикоснулись дула полицейских пистолетов калибра 38 мм, и один из полицейских приказал осипшим голосом:

– Брось это! Ты арестован!

– Отлично! – сказал, стоя у окна, Питер.

– Хорошая работа, – сказал Билл.

– Идиот! – сказал за их спинами Пиня Громов.

Надев Саше наручники, полицейские усадили его на заднее сиденье машины и вызвали по радио свой 60-й участок.

– Сколько он получит? Как ты думаешь? – спросил Питер у Громова. Громов с деланным безразличием пожал плечами.

– Оружие. От восьми до пяти лет! – оживленно сказал Билл.

А танцы тем временем продолжались как ни в чем не бывало, и бородатый продолжал обнимать блондинку Аллу за ее сочные ягодицы.

– Из-за этой пизды! – с досадой сказал Громов.

Билл выразительно посмотрел Питеру в глаза. Но Питер сделал вид, что не понял его. И сказал Громову:

– Давай же выпьем. За Америку.

– Пошел ты на хуй! – с досадой сказал Громов и ушел на кухню.

– I think he told you to go and fuck yourself. (Я думаю, он сказал тебе пойти и ебать себя), – сказал Билл. – Не так ли?

– Точно, – улыбнулся Питер. – А теперь можно и напиться. Рабочий день закончен.

На следующий день, к вечеру, они ехали в Бруклин, на угол Артиллерийской улицы и Флатбуш-авеню, в бруклинскую Central Booking – тюрьму предварительного заключения. Конечно, они могли приехать туда и утром, потому что Central Booking – это та оранжерея, где нежные фрукты зреют иногда быстрей, чем на самой плодородной почве Калифорнии. Но они решили действовать наверняка и дали себе несколько лишних часов…

Обогнув 84-й полицейский участок, они оказались на пыльной автостоянке, забитой старыми и новыми полицейскими машинами и машинами, реквизированными у преступников. Здесь же был спортивный красный «понтиак», знакомый им по вчерашнему инциденту. С трудом найдя место для своего серого «плимута», они запарковались и по наружной металлической лестнице поднялись на второй этаж, к массивной и глухой двери, над которой нависал объектив телекамеры. Билл требовательно нажал звонок и доложил в микрофон:

– Специальный агент ФБР Билл Мошелло и полицейский детектив Питер Гриненко.

Послышался характерный щелчок автоматического замка, и они толкнули дверь. Прямо перед ними был длинный широкий проход меж двумя залами, разделенными друг от друга невысокими стенами-перегородками. Слева, в «малом вестибюле», сидели на скамейках только что доставленные сюда наркоманы, торговцы наркотиками, проститутки, воры и прочие преступники. Они еще не остыли после ареста, и поэтому их руки в стальных наручниках были прикованы к вмурованной в стену перекладине. Дальше по проходу было служебное помещение, где этих свежеарестованных фотографировали в фас и в профиль и где дежурный сержант собирал у полицейских документы на прием всей этой публики. А справа, в «большом вестибюле», сидели преступники, уже принятые и оформленные. Эти тоже были в наручниках, но уже поостыли и вели себя спокойней – ждали, когда их сунут в одну из четырех камер, отделенных от этого зала стальной решеткой.