Душитель из Пентекост-элли - Энн Перри Страница 23

Джек сел на подлокотник кресла и закачал ногой.

– Главное, – продолжал он, – что старик выслушал меня. Я убедил его в важности всеобщего бесплатного обучения как основы индустриального будущего…

С первых своих дней в парламенте Рэдли отстаивал принцип равных возможностей образования для всех, включая бедных.

Эмили же считала, что все это тщетные попытки.

– Я рада за тебя. – Она действительно радовалась, но ей было трудно заставить себя улыбаться столь же жизнерадостно, как улыбался ее муж. – Возможно, он тебе поможет.

В этот день Эмили особенно тщательно одевалась на ужин, придавая ему особое значение. В половине девятого миссис Рэдли уже сидела за огромным обеденным столом между высоким генералом с весьма твердыми убеждениями, касающимися Индии, и банкиром, глубоко уверенным в том, что женщин интересуют только мода, сплетни и театр, из-за чего он беседовал со своей соседкой лишь на эти темы.

Напротив Эмили, через стол, сидел мужчина лет тридцати, единственным интересом которого было разведение чистокровных лошадей, а место рядом с ним занимала молодая девушка необычной наружности, со слегка длинноватым носом и излишне крупным ртом, но с очень необычным, полным живости и юмора выражением лица. Миссис Рэдли невольно ловила себя на том, что чересчур часто бросает на эту юную леди взгляды, будто хочет дать той понять, что их объединяют одни и те же мысли и одно чувство досады и скуки от окружающего их общества.

Джек сидел где-то поближе к первому месту за столом, как и подобает молодому политику, добивающемуся внимания влиятельных особ к закону об образовании и надеющемуся на их возможную поддержку в дальнейшем. Для его жены это тоже было важно, но все, что она могла сделать, – это быть украшением стола и обольщать собеседников приятностью манер, от чего ей порой становилось невмоготу.

Обеденный зал со стенами цвета парижской лазури был щедро украшен позолотой, бархатные портьеры на высоких окнах, по последней моде излишне длинные, красивыми складками ложились на паркет, подчеркивая богатство и благородность дорогой ткани.

Стол, сверкая серебром и хрусталем, слепил глаза. Из-за блеска и игры света трудно было разглядеть лица гостей в конце стола. Сверкали и переливались бриллианты на точеных шеях дам, матово светился благородный жемчуг…

Приглушенно постукивали ножи и вилки о фарфор тарелок, и все это покрывал гомон оживленной беседы. Лакеи не успевали наполнять бокалы, одно за другим подавались блюда: закуска, суп, рыба, десерт, фрукты. Наконец хозяйка, поднявшись, пригласила дам проследовать за ней в гостиную и предоставить мужчинам возможность насладиться портвейном и деловой беседой. В сущности, для этого они здесь и собрались.

Эмили послушно встала и присоединилась к разноцветной, шуршащей шелками толпе дам. По пути ей удалось поравняться с той самой забавной девушкой, которая сидела против нее за столом.

Когда они пересекли холл и вошли в гостиную, увешанную портретами предков на фоне неправдоподобных сельских пейзажей, их понимающие взгляды встретились.

– Ужас! – прошептала юная барышня, прикрывая рот веером, чтобы ее не услышала идущая слева гостья.

– Чудовищно, – согласилась миссис Рэдли. – Господи, мне никогда еще не было так скучно! Кажется, что прежде чем кто-то из них откроет рот, ты уже знаешь, что он скажет.

– Это потому, что все они повторяют сегодня то, что говорили вчера, – заметила ее собеседница и улыбнулась. – Оскар Уайльд говорит, что долг художника – удивлять нас.

– В таком случае долг политика – говорить и делать только то, что мы от него ожидаем, – ответила Эмили. – Вот почему так трудно застать их врасплох.

– И вот почему мы не узнаем от них ничего интересного или забавного. Меня зовут Таллула Фитцджеймс. Нас никто не представил друг другу, но мне кажется, что мы уже знакомы, потому что близки по духу.

– Эмили Рэдли, – в свою очередь представилась Эмили.

– О, ваш муж – Джек Рэдли, не так ли? – В глазах Таллулы было восхищение.

– Да, – с удовольствием подтвердила супруга политика и чистосердечно призналась: – Иначе я ни за что не оказалась бы здесь.

Выбрав диван, способный вместить только их двоих, и этим избежав третьего лишнего, они удобно уселись на нем.

– А я вот сама не знаю, зачем я здесь, – вздохнула мисс Фитцджеймс. – Я просто сопровождаю кузена Джеральда Алленби по его просьбе, потому что это ему необходимо. Он, видите ли, ухаживает за мисс… я забыла ее имя. Ее отец приобрел недавно огромное поместье в Йоркшире. Летом там великолепно, а вот зимой – как на Северном полюсе.

– А я здесь для украшения и еще чтобы улыбаться полезным людям, – печально произнесла Эмили.

У Таллулы заблестели глаза.

– А вам позволено неодобрительно пялиться на тех, кто не может быть вам полезен? – с надеждой спросила она.

Миссис Рэдли весело рассмеялась:

– Возможно. При условии, что я буду заранее знать, кто они. Дело в том, что тот, кто не полезен сегодня, может оказаться полезным завтра. Как я потом объясню свое поведение? Обратно ведь ухмылку не заберешь!

– Нет, вам нельзя этого делать, – внезапно посерьезнев, согласилась ее новая знакомая. – В сущности, ничего нельзя забрать обратно. Люди этого не забудут, даже если забудете вы сами.

Эмили безошибочно уловила нотку боли в беспечном тоне своей собеседницы и поняла, что та была искренна. Гостиная, светская болтовня, всплески смеха – все это отодвинулось и куда-то ушло.

– Некоторые, однако, забывают, – промолвила миссис Рэдли тихо. – Это искусство. Если вы хотите продолжать любить кого-то, надо этому учиться.

– Я не хочу продолжать, – с вымученной улыбкой и не без иронии по отношению к себе самой отозвалась Таллула. – Я отдала бы все, чтобы знать, как покончить с этим.

Эмили, услышав это, не удержалась:

– Он женат?

Кажется, ее вопрос показался ее юной собеседнице черным юмором.

Миссис Рэдли не хотелось казаться навязчивой, но она была уверена, что девушка нуждается в том, чтобы ее кто-то выслушал, и предпочтительно, чтобы это был кто-то чужой, потому что она не могла доверить свою боль близким людям. Они могут быть в неведении, а узнав, не одобрят ее. Если речь идет о женатом мужчине, они поступят именно так.

– Нет, он не женат, – ответила Таллула. – По крайней мере, не был женат, когда я видела его в последний раз. Не думаю, что он когда-нибудь женится. Но если это произойдет, то его женой станет серьезная и, разумеется, красивая девушка с ясными невинными глазами, естественными кудрями и неизменно ангельским характером.

Эмили на мгновение задумалась. Ей не хотелось быть излишне любопытной и неудачными расспросами задеть самолюбие мисс Фитцджеймс. Несмотря на небрежно-ироничный тон, в словах Таллулы была искренняя боль. Миссис Рэдли терялась в догадках, как ей быть: стать такой же остроумной и ироничной, вообще уклониться от разговора или же проявить понимание.