Пятая авеню - Кристофер Смит Страница 23

– Но ты ведь мог рассказать мне об этом, когда я стал старше.

– Ты прав, – кивнул Луис. – И я собирался сделать это. Но всякий раз, когда я уже было решал, что время пришло, я не мог найти подходящих слов. Я не мог сказать, что твоя мать была убита. Мне и сейчас трудно говорить об этом. Поэтому я позволил тебе жить спокойно, не зная правды. Я понимаю, что ты видишь все это не так, как я, но в известной мере я уберег тебя от той злости, которая не оставляет меня все эти годы.

– Ну а почему ты рассказываешь мне об этом сейчас?

Луис подошел к своему столу и потянулся к пачке сигарет, лежащей рядом с портретом Энн. Взяв сигарету и чиркнув зажигалкой, он выдохнул облачко голубого дыма.

– Потому что время пришло.

Он протянул Майклу газету, которую утром принесла ему секретарша. Пока Майкл читал о недавнем резком падении курса акций «Редман Интернэйшнл», Луис говорил:

– Тридцать один год назад я был не в состоянии разделаться с этим негодяем за то, что он сделал с твоей матерью. А теперь, при самом низком курсе его акций, у меня наконец появились деньги и силы на то, чтобы закопать и его и всю его семейку. Они все заплатят за то, что Джордж Редман сделал с твоей матерью. Но мне нужна твоя помощь.

Не успев отреагировать на слова отца. Майкл бросил взгляд на первую полосу газеты, где была напечатана фотография разбитого прожектора перед зданием «Редман Интернэйшнл». Какой-то момент он просто смотрел на нее, его мозг устанавливал связи, о самом существовании которых он и не подозревал. Посмотрев на Луиса, он сказал:

– Это ты начинил прожектора взрывчаткой.

– Скажем, я сделал так, чтобы это произошло.

– Но ведь ты чуть не убил человека.

– Не того, кого было надо, Майкл. Джордж Редман все еще жив.

Майкл бросил газету на письменный стол.

– И ты собираешься его убить, так?

– Это предусмотрено в моем плане. Но есть еще многое, что необходимо сделать до этого дня, и, когда этот день настанет, курок спущу не я. Это сделаешь ты. И ты сделаешь это во имя своей матери. Разумеется, если ты все еще хочешь, чтобы я заплатил Сантьяго.

Так вот почему отец согласился помочь ему. Майкл покачал головой: его переполняли разочарование, злость и боль. Неужто этот человек не может один-единственный раз помочь собственному сыну? Не может всего один раз совершить правильный поступок?

Отодвинув назад стул, Майкл встал.

– Я могу быть кем угодно, но только не убийцей.

Луис сжал челюсти.

– Ты бы лучше еще раз подумал над этим, Майкл. А то, гляди, сам станешь жертвой, – он посмотрел на лежащий под стеклом календарь. – Сколько времени Сантьяго дал тебе на то, чтобы прийти к нему с деньгами? Две недели? Месяц? А ведь время-то идет.

– Я найду другой способ достать деньги.

Луис с силой вдавил сигарету в пепельницу.

– Ну кого ты дурачишь? Если бы ты мог обратиться за деньгами к кому-либо другому, ты бы давно это сделал. Придя ко мне, ты тем самым показал, что я твоя последняя надежда.

Пошарив в ящике письменного стола, он достал чековую книжку.

– Если тебе нужна моя помощь, я готов, но только в том случае, если ты поможешь мне исправить ошибки прошлого.

Майкл хотел что-то сказать, но, решив, что любые слова бесполезны, молча пошел к двери. Прежде чем выйти из комнаты, он остановился и посмотрел на отца. Глаза Луиса были такими же холодными, такими же жесткими, как и то молчание, что воцарилось в комнате.

– Если Джордж Редман действительно сделал то, о чем ты рассказал, он действительно должен заплатить за то, что убил маму. Но для этого существуют другие способы. Существует закон, черт подери…

Луис поднял руку.

– Не говори мне об этом, Майкл. Скажи это своей матери. Именно ей ты и должен объяснить это, а не мне.

Только его отец мог сделать его проблему еще более неразрешимой, чем она была на самом деле.

– Я не убийца.

– Но твою мать убили. Так почему бы тебе им не стать? Каждый из нас мог бы это сделать.

Майкл вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, Луис потянулся к телефону, стоящему на письменном столе, и набрал номер. Майкл узнает почем фунт лиха, и даже скорее, чем думает.

– Винсент, это Луис, – он посмотрел на портрет своей жены. Он давно поклялся, что они с Майклом отомстят за нее. Майкла надо лишь слегка подтолкнуть. – У меня есть для тебя еще одна работа, но ты должен поспешить.

Когда Майкл, поднявшись по лестнице на шестой этаж, увидел, что дверь в его квартиру полуоткрыта, его охватило дурное предчувствие.

Он сразу подумал о Руфусе. Если в квартире находился кто-то посторонний, то почему собака не лает? Может быть, этот незваный гость уже ушел? Майкл, подходя ближе, терялся в догадках.

Внимательно осматривая коридор, он медленными шагами подходил к двери. Чувства его были обострены до предела. Рядом с грузовым лифтом валялась пустая винная бутылка – Майкл поднял ее и покачал в руке. Бутылка была тяжелой и прочной. Ею можно было раздробить челюсть, сломать кости, нанести глубокие порезы.

Проходя мимо двери смежной квартиры, расположенной справа от его жилища, он снова услышал плач ребенка и раздражающий рев телевизора, включенного на полную мощность. Записанный на пленку смех проникал сквозь тонкие грязно-серые стены – Эдит Банкер кричала на Арчи [12].

Майкл остановился перед дверью своей квартиры и прислушался – ни звука. Ему не оставалось ничего, как только удивляться. Отведя назад ногу и сжав в руке бутылку, он с силой пнул дверь и, когда она распахнулась, быстро вошел внутрь.

В квартире было полутемно. С бьющимся сердцем и с напряженными до предела нервами Майкл, готовый к отражению нападения, прошел в комнату мимо кучи коробок. Он позвал Руфуса, несколько раз повторив его имя, но на его зов собака не пришла. Пройдя мимо корзины с гнилыми фруктами и приблизившись к раскрытому окну, он остановился перед кроватью. И тут он увидел искалеченное тело своей собаки, лежащее на куче окровавленного тряпья.

Все четыре лапы пса были отрублены под корень, Одна торчала у него из пасти.

На мгновение Майкл застыл как в столбняке, не в состоянии ни говорить, ни как-либо иначе отреагировать на увиденное. Его сердце, казалось, остановилось и заледенело. Рот открылся, горло как будто стянуто петлей. Зажатая в руке бутылка выпала и, ударившись о прочный деревянный пол, раскололась на множество блестящих осколков.

Отвращение, острое, как бритвенное лезвие, лишило его сил: ноги подгибались, мысли в голове путались. Он опустился на колени перед своей собакой, дотронулся до ее спины и осторожно стал гладить Руфуса по окровавленной желто-коричневой шерсти.