Убийца, мой приятель - Артур Конан Дойл Страница 23

Снова дома! Какое же это счастье – оказаться здесь вновь после пяти лет заморских странствий. Значит, всё-таки стоит обогнуть земной шар – хотя бы ради того, чтоб испытать радость возвращения в исходный пункт. Лишь узнав о кончине тётушки Мариэнн, я понял, как до сих пор её недооценивал; только покинув Эверсфолд, осознал, сколь дорог он моему сердцу. Было время, когда я только и помышлял, как бы унести отсюда ноги, но теперь, на всём обратном пути, начиная от Парижа, лишь зелёные лужайки да дроковые пустыри Суррея занимали мои мысли.

Бесконечно долго тянулись те четыре часа, что пришлось провести мне в Лондоне, ожидая поезда на Кросс-Хиллс. Прогуливаясь в нетерпении по Стрэнду, я едва не столкнулся с человеком, который не так давно случайно встретился мне за границей. В Риме он и его семья приняли меня с величайшим радушием, однако, зная, как меняется характер человека в зависимости от его положения на географической долготе, я не решился заговорить первым. Впрочем, к добродушному Мэтью Паркеру, эсквайру, наблюдение это не имело ни малейшего отношения. На Стрэнде он встретил меня тем самым вопросом, каким распрощался со мною на Пьяцца ди Спанья:

– Так когда же мне ждать вас в Свэйлклиффе? Рабочие наконец уехали, и у нас там теперь вполне уютно и мило. Во вторник – новоселье. Вы обещали! Мои дамы никогда не простят мне, если я позволю вам ускользнуть!

– Сейчас я еду домой к матери, но на праздник загляну непременно.

Что такое две сотни миль для человека, который только что оставил за спиной двадцать тысяч?

– Вот моя карточка: замок Свэйлклифф. Возьмёте билет до Вудс-энда – это по западной линии. Не забудьте!

Я сунул карточку в карман и тут же выбросил этот разговор из головы, мыслями своими устремившись к Эверсфолду.

На станции Кросс-Хиллс (откуда до нашего дома было две мили) я сошёл, когда уже сгустились сумерки. Как изменилось здесь всё за пять лет! Новый сторож не узнал Фрэнсиса Мильфорда, новый начальник станции в знак приветствия не притронулся к шляпе… Даже слуга, присланный навстречу мне матерью, оказался из новеньких: некоторое время мы искоса поглядывали друг на друга, свыкаясь с тем, что одному отныне придётся выполнять роль хозяина, другому – лакея.

Наконец он взял мой багаж. Я предпочёл пройтись по полям, рассудив, что путь в карете ничуть не быстрее, а главное, таким образом я смогу вспомнить шаг за шагом дорогу, отметив все происшедшие вокруг изменения.

Таковых я насчитал несколько, причём далеко не всё изменилось здесь к лучшему. У обочины дороги появилась новая таверна; сбросив старую солому, коттеджики покрылись шифером; вокруг старого пустыря выросла изгородь. А ворота старого Гловера так непочиненными и остались. Вот она, экономия скряги!.. Живая изгородь: в ней знакома мне каждая веточка. Тут растёт паслён, тут – осока, а тут мы с Джемми Кингом нашли когда-то птичье гнездо. Тропинка вывела меня на дорожку: отсюда до нас было уже полмили. Поднимаясь по вырубленным в почве ступенькам, я увидел силуэт человека, который, кажется, мелькнул передо мной ещё где-то на станции. Он перемахнул через калитку в изгороди, но, увидев меня, сбавил шаг. Я продолжал свой путь, ощущая, что он держится за мной на некотором расстоянии. Странная, почти воровская походка попутчика показалась мне подозрительной. Одет он был бедно, шляпу надвинул на лоб, а в руке держал толстую трость. Со мной были лишь лёгкий зонтик да дорогие часы на цепочке, дразняще выставленные напоказ.

Вокруг не было ни души, так что, решив пропустить бродягу вперёд, я отошёл на обочину, ступил на бугорок и, сделав вид, будто вглядываюсь в контуры деревенских строений, стал ждать, пока он не пройдёт мимо. Тот не сдвинулся с места. Раздосадованный столь упрямым преследованием, я резко обернулся, заглянул ему в лицо и… расхохотался, забыв о своих опасениях.

– Неужто это ты, Джемми? Жив-здоров – как, впрочем, и я! Первый знакомый, которого я тут встретил…

«Первый – и изменившийся явно к худшему», – пришлось добавить мне мысленно. Неужели это бледное тощее существо и есть тот крепкий зажиточный фермер, с которым я распрощался пять лет назад? Плохи же были последние его урожаи… Впрочем, более всего поразила меня какая-то нервная пугливость во взгляде; для прежнего Джемми она была совершенно нехарактерна.

– Ты никак захворал, старина? Может быть, я помогу тебе стать на ноги? Имей в виду: сегодня у тебя в Англии стало на одного друга больше вчерашнего!

Моё приветствие, судя по всему, совершенно его ошеломило.

– Мастер Фрэнк, – едва слышно проговорил он срывающимся голосом.

С раннего детства мы были закадычными друзьями и оставались хорошими приятелями, когда я в свои двадцать два года отбыл в Штаты.

– Пожмём же руки! – воскликнул я, хватая ладонь, которую он не осмеливался мне протянуть. – Пойдём, и ты обо всех мне расскажешь: о пасторе, о старом скряге Гловере и его шалопае-племяннике. А как поживает очаровательная Роз Эванс, за которой все вы тут, когда я уезжал, ухаживали, не оставляя мне ни малейшего шанса?

Я осёкся. Лицо Джема сделалось мертвенно-бледным, черты его исказились. Я вспомнил, что мой друг всегда отличался вспыльчивостью, из-за чего и получил в школе прозвище Король-Тигр. Как-то в детстве я вызвал Джема на драку, и памятку о той своей оплошности до сих пор ношу на плече.

– Чёрт побери, ты в своём уме? – воскликнул он. – Как ты смеешь говорить мне такое?