Левиафан - Борис Акунин Страница 23

Во-первых, я не сразу понял, что это кричитКлебер-сан. Во-вторых, не сообразил, что истошное «Оскур! Оскур!» означает «Ausecours! Au secours!». [9] Но это не оправдывает моего поведения.Я проявил себя позорно, позорно. Я недостоен звания самурая!

Но по порядку.

Первым к двери бросился Фандорин-сан, за нимполицейский комиссар, потом Милфорд-Стоукс-сан и Свитчайлд-сан, а я все торчална месте. Они, конечно, все решили, что в японской армии служат жалкие трусы!На самом же деле я просто не сразу понял, что происходит.

Когда до меня дошло, было поздно — я прибежалк месту происшествия последним, даже отстал от Стамп-сан.

Каюта Клебер-сан находится совсем недалеко отсалона — пятая направо по коридору.

Из-за спин тех, кто прибежал раньше, я увиделневероятную картину. Дверь каюты была нараспашку. Клебер-сан жалобно стонала,лежа на полу, а на ней громоздилось что-то черное, лоснящееся, неподвижное. Яне сразу понял, что это огромного роста негр. Он был в белых холщовых штанах.Из затылка у негра торчала рукоятка морского кортика. По положению тела я сразупонял, что негр мертв. Такой удар, нанесенный в основание черепа, требуетбольшой силы и точности, но зато убивает молниеносно, наверняка.

Клебер-сан тщетно барахталась, пытаясьвыбраться из-под придавившей ее тяжелой туши. Рядом метался лейтенант Ренье.Лицо у него было белее воротничка рубашки. Ножны висевшего на боку кортикапусты. Лейтенант совсем потерялся — то бросался стаскивать с беременной женщинынеприятную ношу, то оборачивался к нам и сбивчиво начинал объяснять комиссару,что произошло.

Фандорин-сан единственный из всех не утратилхладнокровия. Он без видимого усилия приподнял и оттащил в сторону тяжелый труп(я сразу вспомнил гимнастику с гирями), помог Клебер-сан сесть в кресло и далей воды. Тут очнулся и я — подошел к ней и наскоро проверил: ни ран, ни ушибов,кажется, нет. Есть ли внутренние повреждения, станет ясно позднее. Все были таквозбуждены, что проведенный мной осмотр никого не удивил. Белые уверены, чтовсе азиаты немножко шаманы и владеют искусством врачевания. Пульс у Клебер-санбыл 95, что вполне объяснимо.

Она и Ренье-сан, перебивая друг друга,рассказали следующее.

Лейтенант:

Он довел Клебер-сан до каюты, пожелалприятного вечера и распрощался. Однако не успел отойти и на два шага, какуслышал ее отчаянный крик.

Клебер-сан:

Она вошла, зажгла электрическую лампу иувидела возле туалетного столика гигантского черного человека, державшего вруках ее коралловые бусы (эти бусы я, действительно, потом видел на полу). Негрмолча бросился на нее, повалил на пол и схватил своими огромными ручищами загорло. Она закричала.

Лейтенант:

Он ворвался в каюту, увидел ужасную (он сказал«фантастическую») сцену и в первый миг растерялся. Схватил негра за плечи, ноне смог сдвинуть этого великана ни на дюйм. Тогда ударил его сапогом по голове,и опять безо всякого эффекта. Лишь после этого, боясь за жизнь мадам Клебер иее младенца, он выхватил из ножен кортик и нанес один-единственный удар.

Я подумал, что бурная юность лейтенантанаверняка прошла в тавернах и борделях, где от умения управляться с ножомзависит, кто назавтра протрезвится, а кого отнесут на кладбище.

Прибежали капитан Клифф и доктор Труффо. Вкаюте стало тесно. Никто не мог взять в толк, откуда на «Левиафане» взялся этотафриканец. Фандорин-сан внимательно рассмотрел татуировку, покрывавшую грудьубитого, и сказал, что уже встречал такую раньше. Оказывается, во времянедавнего Балканского конфликта он побывал в турецком плену и видел тамчернокожих рабов с точно такими же зигзагообразными метками, концентрическирасходящимися от сосков. Это ритуальный узор племени нданга, недавнообнаруженного арабскими работорговцами в самом сердце экваториальной Африки.Мужчины нданга пользуются огромным спросом на рынках всего востока.

Мне показалось, что Фандорин-сан говорил всеэто с несколько странным видом, словно был чем-то озадачен. Однако я могу иошибаться, поскольку мимика европейцев довольно причудлива и совсем несовпадает с нашей.

Комиссар Гош выслушал дипломата невнимательно.Он сказал, что его как представителя закона интересуют два вопроса: как негрпроник на корабль и почему напал на мадам Клебер.

Тут выяснилось, что у некоторых из числаприсутствующих в последнее время таинственным образом стали исчезать из каютвещи. Вспомнил и я о своей пропаже, но, разумеется, промолчал. Далее былоустановлено, что кое-кто даже видел огромную черную тень (мисс Стамп) илизаглянувшее в окно черное лицо (миссис Труффо). Теперь ясно, что это были негаллюцинации и не плод женской впечатлительности.

Все набросились на капитана. Оказывается, надкаждым из пассажиров все эти дни витала смертельная опасность, а корабельноеначальство об этом и не догадывалось. Клифф-сан был багровым от стыда.Приходится признать, что по его престижу нанесен ощутимый удар. Я тактичноотвернулся, чтобы он меньше переживал из-за потери лица.

Затем капитан попросил всех очевидцевинцидента перейти в салон «Виндзор» и обратился к нам с речью, исполненной силыи достоинства. Прежде всего он извинился за случившееся. Попросил, чтобы мыникому не рассказывали об этом «прискорбном случае», так как на пароходе можетначаться массовый психоз. Пообещал, что матросы немедленно прочешут все трюмы,междудонное пространство, погреба, склады и даже угольные ямы. Дал гарантию,что никаких чернокожих взломщиков на его корабле больше не будет.

Хороший человек капитан. Настоящий морскойволк. Говорит неуклюже, короткими фразами, но видно, что душа у него крепкая иза свое дело он болеет. Я слышал, как Труффо-сэнсэй как-то рассказывалкомиссару, что капитан Клифф вдовец и души не чает в единственной дочери,которая воспитывается в каком-то пансионе. По-моему, это очень трогательно.

Ну вот, кажется, я понемногу прихожу в себя. Истрочки пошли ровнее, рука больше не дрожит. Могу перейти к самому неприятному.

При поверхностном осмотре мадам Клебер яобратил внимание на отсутствие кровоподтеков. Были у меня и еще кое-какиесоображения, которыми стоило поделиться с капитаном и комиссаром. Но болеевсего я хотел успокоить беременную женщину, которая никак не могла придти всебя после потрясения, а наоборот, твердо вознамерилась довести себя доистерики.

Я сказал ей самым ласковым тоном:

— Может быть, этот чернокожий вовсе нехотел вас убить, мадам. Вы вошли так неожиданно, включили электричество, и онпросто испугался. Ведь он…

Она не дала мне договорить.