Secretum - Рита Мональди Страница 23

«Милостивая госпожа,

Как Вам известно, в последнее время послы всех стран и их повелители– короли теряют голову из-за вопроса об испанском наследстве. Все уши и глаза настороже и жаждут новостей и секретов, которые они могут вырвать у других государств. Все вращается вокруг послов Испании, Франции и Священной Римской империи, другими словами, вокруг Пенелопы и двух ее женихов. Три королевства ожидают мнения Папы по поводу наследства: Франция или Империя? Какой совет Его Святейшество даст королю-католику? Примет ли он решение в пользу герцога Анжуйского или эрцгерцога Карла?»

Теперь мне стало ясно: в Риме решалась судьба испанской империи. По всей видимости, все три государства были готовы признать решение святого отца.

На самом деле, в письме благородной дамы говорилось о посредничестве Папы, а не о его мнении.

«Здесь, в Риме, в воздухе чувствуется сильное напряжение. Чрезвычайно осложняет дело тот факт, что все три посла самых могущественных держав – Франции, Испании и Империи, как Вам известно, являются новичками в этой области. Граф Леопольд Йозеф фон Ламберг, посол Его Величества Леопольда 1 Габсбугрского, императора Священной Римской империи, прибыл сюда всего лишь шесть месяцев назад.

Герцог Узеда, испанец, обладающий острым умом, находится здесь почти год.

То же самое относится к дипломатическому представителю Франции, Луи Гримальди, герцогу де Валентинуа и принцу Монако, сварливому человеку, от которого больше вреда, чем пользы, и который из-за мелочных вопросов этикета уже успел перессориться с половиной Рима. Его Величество был вынужден отчитать его и напомнить, что задачей посла является поддержание плодотворных отношений со страной, гостем которой он является.

Этот человек не способен сделать что бы то ни было полезное для Франции. К счастью, он не единственный человек, на которого христианнейший король Франции может опереться.

Теперь что касается нас. Надеюсь, Вы вполне здоровы. К сожалению, не могу сказать того же о себе. Сегодня, прибыв на виллу Спада, я стал жертвой странного происшествия: какой-то незнакомец ранил меня ножом в руку».

Честно говоря, тут аббат немного сгустил краски, описывая кровь, которая текла на его белоснежную рубашку, и операции хирурга, которые он стоически перенес, и так далее в волнующем крещендо:

«Ах, жестокий удар, который я чувствую всем телом! Какие страшные муки я перенес! У меня болит весь бок!»

Неужели Атто хотел произвести впечатление на эту Марию? Тон письма казался весьма игривым.

К этому аббат Мелани прибавлял, что, хотя сбир, которому поручено охранять виллу, считает, будто его ранил какой-то нищий, сам аббат опасается, как бы не стал объектом покушения противников, именно поэтому он собирался испросить частной аудиенции у посла Ламберга, как только тот, также приглашенный на свадьбу племянника кардинала Спады, появится на вилле.

«Однако, дорогая подруга, пусть сердце твое не болит. Сейчас нужно помнить о средствах, чтобы изменить эти страдания».

Эти откровения удивили меня. Я, правда, заметил скептическую мину Атто, когда я пересказывал ему свой разговор со Сфасчиамонти, но теперь я понял, что у аббата есть конкретные подозрения. Почему он ничего мне не сказал? Он наверняка доверял Бюва, который копировал все его письма. Может быть, он не доверял мне? Это предположение, опять же, было маловероятным: Атто заплатил мне, чтобы я все эти дни выполнял роль его биографа. Однако же, возразил я сам себе, с аббатом Мелани нельзя быть ни в чем уверенным…

Письмо заканчивалось жеманными фразами, и я не мог себе вообразить, чтобы они были написаны и сказаны им.

«Вы не представляете себе, какие страдания мне приносят Ваши слова о том, что Вы еще задержитесь перед воротами Рима.

О жестокая! Как некогда мое счастье и жизнь находились в Ваших руках, так и теперь я должен носить Вашу стрелу в своем сердце. Написанное Вашей рукой письмо нанесло мне рану, следуя примеру Ваших прекрасных глаз. Кровь снова начала струиться из моей руки, и рука моя не перестанет кровоточить до тех пор, пока ей не выпадет счастье и честь снова ощутить Вашу руку. Поэтому поспешите скорее добраться до виллы Спада и встретиться со мной, моя горячо любимая подруга, иначе моя смерть будет на Вашей совести».

После этих невыносимо слащавых строк я прочел постскриптум:

«Итак, даже сейчас счастье Лидио по-прежнему ничего для Вас не значит?»

Вот и снова появилось упоминание о Лидио. Я даже не спросил себя, кто этот незнакомец со странным именем: чтобы понять это, мне нужно сначала узнать, кто такая эта таинственная подруга аббата Мелани.

Итак, подытожил я, эту Марию среди прочих гостей ждут на свадьбе. Она опаздывает; этим объясняется огорчение, написанное на лице аббата Мелани, когда он читал ее письмо.

Я подумал, что сия благородная дама, без сомнения, уже в возрасте, поскольку аббат обращался к ней как к старому другу. Кроме того, в обоих письмах ни единым словом не упоминалось о ее семье: создавалось впечатление, что она путешествует одна.

«Должно быть, она действительно очень важная особа, – подумал я, – и имеет высокий статус, раз ее решились пригласить одну на эту свадьбу: зрелые дамы, будь они вдовами или нет, в основном уединялись в молитвах, а то и вообще уходили в монастырь. Они удалялись от общества, и их беспокоили только для благотворительных дел. Ко всему прочему эта дама, видимо, исключительная особа, если приняла такое приглашение».

Во мне росло любопытство, хотелось познакомиться с ней или хотя бы узнать, кто она. Я пробежал глазами остальные письма из пачки: их написала она. В этих письмах речь также шла о событиях в Испании. Вероятно, она была испанкой. А может, итальянкой (если так легко писала на моем родном языке), живущей В Испании или, по крайней мере, имевшей там владения. К сожалению, личность этой дамы в письмах тщательно скрывалась. Мне оставалось только дожидаться, и кто знает, как долго, ее приезда на виллу. Или доверительно спросить, кто она, у писаря.

Я отложил чтение остальных писем на следующий день: я и так уже достаточно воспользовался отсутствием аббата и его секретаря и не мог рисковать быть обнаруженным.

* * *

Как я и намеревался сделать, до того как проникнуть в апартаменты аббата, я спустился на нижний этаж, чтобы подкрепиться и предоставить свои услуги в распоряжение дворецкого. Повесив па место ключи от покоев аббата, я собирался зайти в кухонные помещения, но увидел, как оттуда выходит красный и запыхавшийся кучер, который работал у кардинала Фабрицио во дворце Папы. Я спросил у венецианки-молочницы, которая привозила свои продукты на виллу, не случилось ли чего.

– Да нет, ничего. Просто в последние дни кардинал Спада всегда торопится, кажется, у него много дел во дворце Папы. Наверняка это что-то очень важное: его преосвященство все время не в настроении, а кучер только и знает, что возить хозяина от дома какого-то посла к дому какого-то кардинала и наоборот. И все из-за какой-то истории с папской грамотой, или как это там называется. Мне тоже приходится страдать от его гнева.