Алмазное ассорти - Наталья Александрова Страница 23

Маркиз вспомнил табличку на двери и назвал самое, как ему казалось, распространенное сочетание:

– Елена Петровна?

– Нет… – Женщина смущенно потупилась. – Екатерина Палиндромовна… мой отец, знаете, он был из староверов, и у него было такое редкое старинное имя – Палиндром…

– Ну что ж, всякое бывает… – протянул Маркиз, огорченный неудачей. – Так что, Екатерина… Пентагоновна, значит, вы готовы со мной сотрудничать?

– Всегда готова! – ответила та испуганно.

– Так начинайте прямо сейчас! Кому принадлежит квартира номер восемьдесят девять?

Дама дрожащими руками вытащила из ящика стола толстую конторскую книгу, перелистала ее и наконец нашла нужную запись.

– Сыроежкиной Фекле Федоровне! – сообщила она с гордостью.

«Как все просто! – удовлетворенно подумал Маркиз. – Вот я и выяснил имя неуловимой женщины в красном! Вот что значит – настоящий профессионализм! Осталось только прижать ее как следует и выяснить, откуда она взяла те серьги… Какие, однако, старозаветные имена вошли в моду у нынешних барышень… Дуня, Фрося, Пелагея, а эта – надо же – Фекла!»

На всякий случай он придвинул конторскую книгу поближе и заглянул в нее. И правда, в графе «Владелец» против восемьдесят девятой квартиры было написано «Сыроежкина Фекла Федоровна». Дальше был указан номер паспорта Феклы Федоровны и год ее рождения.

Это был тысяча девятьсот двадцать девятый год.

«Это сколько же ей лет? – подумал Маркиз, разглядев удивительную дату. – Всяко больше восьмидесяти! Нет, это не та девушка в красном, которую я ищу! Или Фекла Федоровна большую часть своей жизни провела в замороженном виде? Или это пластическая хирургия творит настоящие чудеса?»

– Скажите, – обратился он к сотруднице ТСЖ. – Скажите мне, Екатерина… Пирамидоновна, вот здесь, в этой графе, случайно не ошибка? Я имею в виду год рождения гражданки Сыроежкиной.

– Нет, никакой ошибки быть не может! – обиделась та. – Эту книгу заполняла лично Галина Леонардовна, а она женщина исключительной аккуратности! Если она что-то написала – значит, так оно и есть… только… извините… я не Пирамидоновна, а Палиндромовна! Папа мой был Палиндром Мефодиевич…

– Ах, извините! – Маркиз сделал вид, что смутился. – Ошибся… работы много…

– Кстати, я вспомнила! – Лицо женщины просветлело, как весеннее небо после дождя. – Она, Галина Леонардовна, еще по поводу этой Сыроежкиной звонила Артуру Полифемовичу, нашему управляющему. Сказала, что она не пришла на регистрацию лично, вместо нее пришел племянник с ее паспортом, и Галина Леонардовна пошла навстречу, учитывая возраст владелицы квартиры…

– Племянник? – заинтересовался Маркиз. – Что за племянник? Он в этой квартире прописан?

– Нет, – с сожалением ответила женщина. – Сыроежкина одна прописана.

– А как этот племянник выглядел?

– Я его не видела, – сообщила женщина, преданно глядя в глаза Маркиза. – А Галина Леонардовна сейчас в отпуске, я вам докладывала…

– Жаль, – вздохнул Маркиз. – Ну, раз с племянником ничего не выяснили, проводите меня в квартиру Сыроежкиной. Буду ее описывать.

Екатерина Палиндромовна выскочила из-за стола и проводила Маркиза к двери нужной ему квартиры. Здесь она нажала на кнопку звонка и строгим начальственным голосом проговорила:

– Откройте!

За дверью раздались шаркающие шаги и дребезжащий старческий голос проговорил:

– Это кто?

– Екатерина Палиндромовна из ТСЖ!

– Не знаю никакой Погромовны! – ответили из-за двери. – Мне открывать не велено!

– Откройте сейчас же! К вам судебный пристав с предписанием! – строго повторила Ленина спутница.

– Не велено! – повторила старуха.

Екатерина Палиндромовна растерянно взглянула на Леню.

– Вы свободны! – проговорил тот. – Дальше я сам разберусь!

– Ну как знаете! – Женщина пожала плечами и направилась к лифту.

Леня дождался, когда она уедет, и подошел вплотную к двери. Из-за нее доносилось хриплое дыхание.

Леня снова несколько раз нажал на кнопку звонка и раздраженно выпалил:

– Открывай, бабка! Ты меня заливаешь! Ежели сию секунду не откроешь, милицию вызову, будем дверь ломать!

– Ох! – вскрикнули за дверью, и тут же заскрежетали замки.

Дверь распахнулась, на пороге была невысокая сгорбленная старушка в синей вязаной кофте. Лицо у нее было перепуганное.

– Ох ты! – повторила она, вглядываясь в Леню. – Неужто правда залило? Ты погляди, мил человек, у меня все краны-то закрыты!

В это мгновение под ногами у нее промелькнуло что-то серое, большое и пушистое. Леня, у которого выработался на такие случаи условный рефлекс, постепенно переходящий в безусловный, кинулся следом и успел перехватить пушистое серое существо прежде, чем оно успело взлететь выше этажом.

Существо оказалось замечательно пушистым серым котом с белой манишкой и белыми лапами. Кот мяукал, выдирался, пытался полоснуть Леню когтями, но опытный Маркиз взял его в специальный противокогтевой захват, который он в свое время отработал на Аскольде, и принес расстроенной хозяйке.

– Вот он, Фекла Федоровна! – проговорил он, входя в прихожую. – Вы дверь-то закройте, а то снова убежит!

Старушка поняла Ленину правоту, заперла дверь и только тогда обратилась к коту:

– Пушок, ты что же это удумал? Ты куда же от меня сбежать хотел?

– Весна, – проговорил Маркиз, выпуская четверолапого пленника.

Тот извернулся в воздухе и, прежде чем приземлиться на паркет, умудрился-таки цапнуть Маркиза за ногу. После этого он спрятался за хозяйку, бросая на Леню враждебные взгляды.

– Такой всегда был послушный котик… – проговорила старушка, почесывая его уши. – Такой ласковый… Прямо не знаю, что с ним такое случилось…

– Весна! – повторил Маркиз. – Весной все коты дуреют, даже кастрированные!

– Ой, да что же я тебя в коридоре-то держу! – спохватилась старушка. – Вот спасибо, что ты Пушка моего поймал! А то прямо не знаю, что бы я без него делала! У меня ведь здесь кроме него ни одной родной души нету! Мы ведь с ним вдвоем из Козловска приехали!

– Из Козловска? – переспросил Маркиз.

Вот интересно, эта старушка со своим котом приезжает в Петербург из глухой провинции – и вступает во владение большой квартирой в элитном доме?

Старушка же поняла, что ляпнула лишнее, и прикусила язык. Однако было уже поздно, слово, как известно, – не воробей и не какой-либо другой представитель пернатых.

Глаза у старушки забегали, она часто заморгала, засуетилась и проговорила, пытаясь сменить тему разговора:

– Давай, сынок, чайку, что ли, попьем…