Нисхождение - Патриция Хайсмит Страница 23

Пару дней спустя, утром на пляже, Ингхэм встретил брюнетку из «Фурати». Она лежала в шезлонге, соседний шезлонг рядом с ней был пуст. Парнишка с корзинкой что-то пытался продать ей.

— Mais non, merci. Pas d'argent aujourd' hui! [11]— улыбаясь, немного раздраженно отвечала брюнетка.

Ингхэм только что искупался и, покуривая, бродил по пляжу с халатом в руках. По произношению он определил, что девушка англичанка или американка.

— Какие-то осложнения? — спросил Ингхэм.

— Да нет. Просто не могу от него отделаться. — Точно американка.

— У меня тоже нет денег, но сигареты для него вполне подойдут.

Ингхэм достал из пачки две сигареты. Он решил, что мальчишка торгует раковинами. Мальчик схватил сигареты и убежал, сверкая голыми пятками.

— Я тоже подумала о сигаретах, но я не курю, и у меня их нет. — У нее были очень темные карие глаза. Гладкое загорелое лицо, волосы тоже гладкие, зачесанные назад. «Миндаль», — пришло на ум Ингхэму, когда он смотрел на нее.

— А я думал, что вы живете в «Фурати», — сказал он.

— Так оно и есть. Меня пригласил сюда на ленч приятель.

Ингхэм осмотрел пляж в направлении отеля в поисках ее друга, который мог вернуться в любую минуту. На пустом шезлонге лежало белоснежное полотенце и темные очки. Неожиданно Ингхэм почувствовал, по крайней мере, так ему показалось, что он увидит ее сегодня вечером, они вместе поужинают, а потом вместе лягут в постель.

— Вы давно в Хаммамете? — Обычный дежурный вопрос, просто из вежливости.

Она здесь уже две недели и собирается в Париж. Приехала из Пенсильвании. Обручального кольца нет. На вид лет двадцать пять. Ингхэм сообщил, что он из Нью-Йорка. И затем — когда увидел, что к ним направляется мужчина в плавках и тенниске, в сопровождении официанта с подносом, — спросил:

— Может, мы где-нибудь встретимся и пропустим по стаканчику до вашего отъезда? Как насчет сегодняшнего вечера?

— Да, с удовольствием.

— Я заеду к вам в «Фурати». Скажем, где-то в половине восьмого.

— Согласна. Кстати, меня зовут Кэтрин Дерби. Д-е-р-б-и.

— А меня Говард Ингхэм. Приятно познакомиться. Увидимся в семь тридцать. — Он помахал рукой на прощание и направился к бунгало.

Ингхэм не стал разглядывать приближавшегося мужчину, который вместе с официантом находился на приличном расстоянии от него, поэтому так и не увидел, тридцать тому или шестьдесят.

В тот день Ингхэму легко работалось. Утром он уже написал четыре страницы. После обеда сделал еще пять или шесть.

В начале шестого зашел НОЖ и пригласил Ингхэма к себе в бунгало выпить.

— Спасибо, но сегодня я не могу, — отказался Ингхэм. — У меня свидание с юной леди в «Фурати». Как насчет завтра?

— О, с юной леди! Хорошо! Просто замечательно! — НОЖ снова стал похож на сияющего счастьем бурундука. — Желаю приятно провести время. Ладно, подождем до завтра. Шесть тридцать подходит?

В семь тридцать в белом пиджаке, который Мокта отнес в чистку и вернул в тот же день, Ингхэм позвонил мисс Дерби от стойки портье в «Фурати». Они устроились за одним из столиков в саду и выпили по порции «Тома Коллинза».

Она работала в адвокатской фирме своего дяди. В качестве секретаря мисс Дерби узнала много полезного о законах, что, по ее словам, ей было без особой надобности, поскольку она не собирается учиться на юриста. В мисс Дерби было то тепло и дружелюбие — а может, просто открытость, — которых так недоставало Ингхэму. Была в ней и наивность и, в определенной степени, скромность. Он был уверен, что она не заводила любовных связей с кем попало, не увлекалась частой сменой партнеров, но, решил он, иногда все же это делала, и если случится такое, что он ей понравится, то можно считать себя счастливчиком, поскольку девушка необыкновенно красива.

Они поужинали в «Фурати».

— Мне очень хорошо с вами, — признался Ингхэм. — Весь последний месяц я находился здесь в одиночестве. Мне нужно работать, поэтому я не слишком стремлюсь заводить знакомства с новыми людьми. Однако работа не всегда спасает меня от чувства одиночества.

Мисс Дерби немного поспрашивала Ингхэма о его работе. Он вкратце рассказал ей, что человек, с которым они собирались вместе делать фильм, не приехал, потому что покончил с собой, правда, не стал называть имени Джона. Еще он сообщил, что решил задержаться здесь на несколько недель и поработать над собственной книгой.

Кэтрин — она произнесла свое имя по слогам — отнеслась к нему с явным участием, что тронуло Ингхэма куда больше, чем не менее искреннее участие Адамса.