Сны мертвой девушки из Версуа - Валерия Леман Страница 23

Монтесье поморщился, всем своим видом демонстрируя, что не имеет ничего общего с подобными вульгарными высказываниями.

– Я попрошу мсье Бенини помолчать, – холодно проговорил Танде. – Если возникнут вопросы к вам, мы их зададим.

Бенини громко фыркнул и яростно откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Танде спокойно перевел взгляд на Монтесье.

– Вы, должно быть, видели, как Ольга и мсье Бенини вышли в сад? В котором часу это было?

Бенини снова выразительно фыркнул, но никто на него даже не взглянул. Монтесье с легким раздражением пожал плечами.

– Я не слежу за своими гостями и никогда не смотрю на часы. Откуда мне знать, во сколько Пьер ушел с этой девушкой? Судя по всему, это было под конец вечеринки. Вы же понимаете, меня гораздо больше волновал мой сын. Он пьет, комиссар, глупо было бы пытаться это скрыть. Вот почему я вынужден был отвезти его сегодня в клинику Фурье. На той вечеринке Шарль сильно перебрал. Думаю, виной тому была Ольга, ее флирт с Пьером.

Танде почти кошачьим движением, одновременно резким и мягким, подался вперед, не отрывая цепкого взгляда от Монтесье.

– В тот вечер вы следили за сыном?

Тот слегка опешил, но быстро пришел в себя:

– То есть как – следил? Я наблюдал за ним, это естественно, парень много пил и мог вытворить что угодно.

– А ваш сын подсматривал за парой в саду?

Бенини сжал подлокотники своего кресла, а Монтесье уставился на комиссара, словно получил теннисным мячиком в лоб.

– При чем тут это, – раздраженно, откровенно злясь на собственную мгновенную растерянность, заговорил он. – Мальчишка был пьян, расстроен, он не отдавал отчета собственным поступкам.

– Так он следил за парочкой?

Монтесье нервно откинул прядь со лба.

– Он пялился в окно. Я подошел и сказал, что ему пора отправляться спать. Ни к чему гостям было видеть его в таком состоянии.

Танде с загадочной улыбкой переводил взгляд с нахмурившегося Монтесье на Бенини, трясущимися руками утирающего пот со лба.

– В разговоре с представителем московской полиции, – произнес он негромко и ласково, – ваш сын утверждал, что Ольга, побыв с мсье Бенини в саду некоторое время, ушла, но скоро вернулась и больше его не покидала.

– Вздор! – не выдержав, закричал Бенини, взмахнув кулаками. – Я же рассказывал вам, как все было!

– Мсье Бенини, я не задавал вам вопроса, – оборвал его комиссар, продолжая пристально смотреть на Монтесье. – Если вы станете вмешиваться в нашу беседу, я буду вынужден вызвать и вас, и мсье Монтесье для дачи показаний в участок.

Роже Монтесье первым почувствовал опасность и постарался все решить миром.

– Мой друг весьма импульсивен, – почти извиняющимся тоном проговорил он. – Надеюсь, мы завершим допрос здесь, без каких-либо эксцессов. При всем уважении к полиции и лично к вам, комиссар, должен заметить, что эта зала несколько просторнее вашего кабинета, не так ли?

Клянусь, он пытался шутить, даже игриво подмигнул Танде.

Комиссар вежливо улыбнулся в ответ.

– Так что вы можете сказать по поводу заявления вашего сына?

Монтесье снова принялся поглаживать кольцо – видимо, так он снимал напряжение. Стало быть, парень нервничал.

– Вряд ли его слова можно назвать заявлением. Мальчик пьет практически постоянно вот уже в течение месяца, со дня трагической гибели Шарлотты Дижон. Вы, должно быть, в курсе этой истории: он ее любил, она… Трудно сказать.

Он терпеливо дождался ответного кивка комиссара и продолжил без особого энтузиазма:

– Так вот, Шарль был пьян и вряд ли мог действительно что-то видеть в тот вечер, тем более, уже стемнело. То, что он наговорил сегодня мсье, – тут Монтесье холодно кивнул в мою сторону, – всего лишь плод юношеского воображения, его нелюбви к моему другу Пьеру и злоупотребления виски.

Бенини шумно вздохнул. Монтесье, совершенно удовлетворенный собственной речью, улыбаясь, переводил взгляд с Танде на меня и обратно. Глядя на его холеное лицо, прямо-таки источавшее самодовольство, я пришел к печальному выводу: Роже Монтесье, удачливый коммерсант, состоятельный буржуа, не любит своего сына и вряд ли вообще имеет представление, что можно любить кого бы то ни было, кроме себя самого, красавчика. Разве мог любящий отец так деловито и холодно заявить, что слова сына – всего лишь «плод воображения и злоупотребления виски». «Злоупотребления виски»! С самого начала этой беседы он, по сути, несколько раз без тени горечи провозгласил, что Шарль – алкоголик, и на лице его при этом не отразилось ни страдания, ни боли, лишь выражение брезгливости. Не мудрено, что его женушка столь рано покинула сей мир, а сын все видит в черном цвете. В этот момент я всем сердцем посочувствовал Шарлю, упрятанному в клинику для юных пьяниц.

– Значит, вам больше нечего сказать по поводу исчезновения девушки? – прервал паузу Танде. – Во время вечеринки не произошло ничего примечательного, не было сказано ничего интересного в свете происшедшего?

Настроение Монтесье к концу беседы заметно улучшилось. Он лучезарно улыбнулся и развел руками:

– Абсолютно ничего! Вечеринка, каких сотни: гости вели банальные разговоры, пили, ели. Насколько я помню, в тот вечер было не так жарко, и моя кухарка приготовила великолепное фондю.

Фондю! Это уж было слишком. Я мгновенно почувствовал себя голодным, раздраженным неудачником. Пробыв два дня в Швейцарии, я ни на йоту не приблизился к разгадке пропажи девушки, лишил Соню надежды на женевскую выставку и даже не понюхал пресловутого фондю.

Мы с комиссаром переглянулись, почти одновременно поднялись и распрощались с этой парочкой отпетых мерзавцев. В отличие от Шарля, который сегодня утром проводил меня до ворот, Монтесье ограничился тем, что прошел вслед за нами до дверей. Полицейский, кропавший протокол, без лишних слов козырнул и испарился, а мы с комиссаром вышли на крыльцо. Танде потянул носом воздух.

– Великолепный аромат, – он одобрительно оглядел клумбу нежно-палевых роз, – великолепные розы.

Мы двинулись по дорожке на выход.

– Великолепный сад, – продолжил Танде тем же мечтательным тоном, – великолепный дом…

– Великолепные мерзавцы, – завершил я тираду.

Комиссар довольно хмыкнул.