Время уходить - Джоди Пиколт Страница 23

– Нас здесь четверо: Гидеон, Невви, я и Элис. Моя жена. – Последние слова он почему-то адресовал Картрайту.

– А где сейчас Элис? – поинтересовался Донни.

Меткалф в упор посмотрел на Гидеона:

– Я думал, она с тобой.

Лицо негра исказилось печалью.

– Я не видел ее со вчерашнего вечера.

– Я тоже. – Меткалф побледнел. – Но если Элис ушла, то с кем сейчас моя дочь?

Мне кажется, что Эбигейл Чиверс, хозяйке дома, где находится мой офис, как минимум лет двести, ну, может, на пару месяцев поменьше. Серьезно, вы бы тоже так решили, если бы повстречались со старушкой. Эбигейл всегда одета в одно и то же черное платье, заколотое на шее брошью, ее седые волосы неизменно собраны в кичку, а поджатые губы буквально складываются в гармошку, когда она заглядывает в мой кабинет и начинает открывать дверцы шкафов и захлопывать их обратно. Вот и сейчас она стучит палкой по столу всего в нескольких сантиметрах от моей головы и говорит:

– Виктор, я чую запах дьявола.

– Правда? – Я отрываю башку от стола и провожу языком по зубам, покрытым налетом. – А я чую только запах дешевого бухла.

– Я не допущу здесь никакого беззакония…

– Клянусь вам, Эбби, я как минимум лет сто не нарушал закон. – Я вздыхаю.

Такие стычки уже происходили между нами десятки раз. Я, кажется, не упомянул, что Эбигейл не только убежденная трезвенница, но и к тому же страдает деменцией, а потому с одинаковым успехом может именовать меня как Виктором, так и президентом Линкольном? Разумеется, мне это только на руку. К примеру, когда хозяйка говорит, что я задерживаю арендную плату, я вру, что уже отдавал ей деньги за этот месяц, но она забыла.

Несмотря на свою ветхость, Эбигейл – дамочка весьма проворная. Она энергично лупит палкой по диванным подушкам и даже заглядывает в микроволновку:

– Где оно?

– Что «оно»? – уточняю я, притворяясь тупицей.

– Зелье. Сатанинские слезы. Ячменный уксус. Веселящий сок. Я знаю, вы его где-то прячете.

Я улыбаюсь своей самой невинной улыбкой:

– Неужели я стал бы заниматься таким гнусным делом?

– Виктор, не лгите мне, – говорит она.

Я осеняю себя крестом возле сердца:

– Клянусь Богом, в этой комнате нет бухла! – Встаю и, пошатываясь, бреду в крошечную уборную, примыкающую к моему офисному пространству.

Тут умещаются только унитаз, раковина и пылесос. Я закрываю за собой дверь, мочусь, после чего снимаю крышку с бачка. Выудив из него бутылку, початую прошлым вечером, я делаю долгий живительный глоток виски, и тупая боль в голове сразу начинает отступать.

Прячу бутылку обратно в тайник, спускаю воду и открываю дверь. Эбби все еще здесь. Я не солгал ей, просто немного скомкал правду. Этому приему я научился давным-давно, когда меня еще натаскивали для работы следователем.

– Так на чем мы остановились? – спрашиваю я, и тут раздается звонок телефона.

– На поисках выпивки, – гнет свою линию старушка.

– Эбби, вы меня удивляете. Никогда бы не подумал, что вы тоже неравнодушны к спиртному. – Я подталкиваю хозяйку к двери, а телефон продолжает трезвонить. – Вы не против, если мы закончим этот разговор позже? Вечерком, за чашечкой кофе? – Я выставляю протестующую старушку за дверь, хватаю трубку, которая упорно пытается выскользнуть из рук, и рявкаю:

– Алло!

– Это мистер Стэнхоуп?

Несмотря на добрый глоток алкоголя, виски́ снова будто сжимает клещами.

– Да.

– Верджил Стэнхоуп?

По прошествии года, а потом двух и более я начал понимать, что Донни говорил чистую правду: если уж у копа завелся призрак, то он никуда не денется. Я не мог избавиться от Элис Меткалф, а потому ликвидировал Верджила Стэнхоупа. Думал по глупости, что если переверну эту страницу, то смогу начать с чистого листа, освобожусь от чувства вины и тревожащих совесть вопросов. Мой отец, Виктор Стэнхоуп, был ветераном войны, мэром небольшого городка, во всех отношениях достойным мужчиной. Я позаимствовал его имя, полагая, что таким образом ко мне перейдут также и его лучшие черты. Я надеялся из человека, который здорово облажался, превратиться в того, кому люди будут доверять. Вот так я и стал Виктором.

До сих пор все шло гладко, никто не задавал мне подобных вопросов.

– Теперь уже нет! – Буркнув это, я швыряю трубку на рычаг.

Стоя посреди кабинета и сжимая руками больную голову, я продолжал слышать этот голос. Он не смолк, даже когда я вернулся в уборную, достал из бачка бутылку виски и высосал из нее все до последней капли.

Вообще-то, я ни разу не слышал, как говорит Элис Меткалф. Я нашел ее лежащей на земле без сознания, в том же состоянии она находилась, когда я пришел к ней в больницу, а потом она пропала. Но в моем воображении голос этой женщины, сидящей напротив и бросающей мне обвинения, звучит ровно так же, как тот, что донесся сейчас с другого конца провода.

Нас отправили в заповедник разбираться с заявлением о смерти, которая поначалу не казалась подозрительной. И уж тем более в то утро, десять лет назад, не имелось никаких оснований полагать, что Элис Меткалф или ее ребенок пропали. Мать с девочкой могли отправиться за продуктами и пребывать в счастливом неведении о том, что творится в заповеднике. Они могли пойти гулять в городской парк. Элис звонили на мобильный, но, по словам Томаса, она постоянно забывала взять телефон с собой. Характер ее работы – изучение когнитивных способностей слонов – благоприятствовал тому, чтобы она надолго уходила в отдаленные уголки заповедника для наблюдения за животными; при этом Элис частенько, к неудовольствию супруга, брала с собой трехлетнюю дочь.

Я надеялся, что миссис Меткалф отправилась с утра пораньше в какое-нибудь заведение фастфуда и вот-вот появится со стаканом кофе, держа за руку жующую пончик малышку. Меньше всего мне хотелось, чтобы они оказались сейчас где-нибудь на просторах заповедника, по которому гулял на свободе седьмой слон.

Думать о том, что могло с ними случиться, я себе не позволял.

Через четыре часа после начала следственных действий наши эксперты собрали десять ящиков улик: корки от тыквы и пучки сухой травы, листья, почерневшие то ли от соприкосновения с пометом, то ли от запекшейся крови. Пока они трудились на месте преступления, мы с Гидеоном сопровождали тело Невви к главному входу в заповедник. Негр двигался медленно; голос его звучал глухо, как большой барабан. Будучи копом, я видел достаточно много трагедий, чтобы понять: этот человек либо действительно глубоко потрясен смертью тещи, либо талантливый актер, заслуживающий «Оскара».

– Примите мои соболезнования, – сказал ему Донни. – Представляю, как вам сейчас тяжело.

Гидеон кивнул, утирая глаза. Судя по всему, он испытывал просто адские муки.