Тайны мадам Дюбуа - Анастасия Логинова Страница 23

– …если пообещаешь мне, что не станешь очертя голову лезть в расследование. Я справляюсь со всем, лишь зная, что ты в безопасности. Потому прошу, оставайся в каюте – никуда не выходи, никому не открывай. Даже Вальцу, мисс Райс и другим твоим новым друзьям. Даже Бланш – я сам объяснюсь с нашей няней.

Просьба эта меня расстроила, не скрою: я была способна на большее, и муж это знал. Однако в свете недавних событий… стоило мне прислушаться. Я кивнула.

И муж даже предупредил мой следующий опрос:

– О последней просьбе Жанны Гроссо я помню, но не стоит тебе и туда ходить. Мадам Гроссо… словом, пока ее оставили там. Ее каюта заперта, но я добуду ключ и принесу книгу из спальной тебе – ежели она и впрямь там.

Что я могла ответить на такую предупредительность? Кивнула и пообещала, что запрусь в каюте изнутри. С тем и расстались.

Жан ушел.

В гостиной я обнаружила сервированный столик с еще горячим кофе, омлетом, бутербродами и тремя видами джема для детей – все же муж чересчур их балует! Да и меня. Кофе и тот был с жирными сливками. Вообще, традиционный немецкий завтрак мало чем отличался от немецкого же обеда или ужина: разве что жирного, копченого и квашенного во второй половине дня подавали еще больше. Но мужу нравилось. Иногда он шутил, мол, хорошо, что нас не отправились в Британию, ибо на постной овсянке он бы долго не протянул…

Вопреки моим опасениям, никто особенно меня не разыскивал и не стучал поминутно в дверь. Лишь Софи разок спросила, где Бланш, но ответом моим вполне удовлетворилась и согласилась тихонько порисовать с младшим братом. Я же, подкрепившись, кажется, на день вперед, почувствовала себя способной мыслить трезво и разложить, наконец, все по полочкам.

Что же все-таки вчера произошло?

Я и теперь не верила, что цианид в чашу с отваром – для меня ли или мадам Гроссо – подсыпал Шефер. Это не метод полиции, определенно. И в вину Аурелии я не верила: никто не будет кусать руку, которая кормит. Хоть я и знала уже, что креолку посадили под замок – это было решение Вальца.

Но кто-то ведь добавил в чашу цианид! Не магическим же образом он там оказался! Знать бы точно, кто входил в альков, покуда я вела бесполезную – как теперь уж мне казалось – беседу с мадам Гроссо. Как же я кляла себя теперь, что глядела не туда, куда следовало бы!

К алькову, покуда Аурелия разливала отвар по чашам, я сидела спиной…

Зато лицом к нему сидели Ева и господин Муратов. Они, конечно вели оживленную беседу и едва ли видели что-то, кроме друг друга (взаимный их интерес не заметить невозможно), но все же. Непременно нужно с ними поговорить! Позже, покамест я обещала мужу не покидать каюты.

И еще я совершенно точно помнила, что ни Ева, ни Муратов с мест не вставали. Стало быть, они единственные, кто физически не могли проникнуть в альков и подсыпать яд. Хотя бы двое невиновных у меня есть.

* * *

6 июня, 11 часов 20 минут, Балтика, открытое море

Время взаперти тянулось неимоверно долго… Когда за дверью послышались шаги, а после ключ начал поворачиваться в замочной скважине – кажется, я была бы рада любому гостю, пусть бы это был и злодей.

Но, слава Богу, всего лишь вернулся муж.

– Тебя никто не видел? – обеспокоилась я и сама выглянула в коридор – пусто.

– Никто. Большинство пассажиров сидят по каютам и даже в ресторан не выходят – все обеспокоены случившимся, не только мы. Да и качка к прогулкам не располагает.

– А Бланш? Ты видел ее?

– Видел, – помрачнел муж. – Бедняжка вся в слезах, боится оставаться одна.

Я покачала головой:

– Хочешь или нет, я позову ее к нам! Поверь, Бланш благоразумна и не станет открывать дверь кому ни попадя!

– Как знаешь, – не стал спорить муж.

Он прошел вглубь гостиной, выдвинул ящик секретера, так и не заполненный мною, и оставил там большой изящный ключ на брелоке.

– От каюты Жанны Гроссо, – пояснил он. – Второй есть лишь у Вальца, а этот оставлю здесь от греха подальше. Если пассажиры случайно увидят его у меня, будут вопросы…

Но о главном молчал. Мне пришлось спросить самой:

– Ты был в каюте мадам Гроссо? Достал книгу?

Муж повел бровями:

– Я обыскал всю комнату и гостиную тоже. И пришел к выводу, что книгою мадам Гроссо назвала дамский журнал. А впрочем, это вполне в ее духе, ибо другой литературы в ее каюте нет.

Он охотно протянул мне брошюрку журнала, что прятал за полой сюртука.

– Ты ужасный мизогон… – вяло упрекнула я, но моим вниманием уже всецело завладел журнал. – Жанна сказала о книге по-русски и, возможно, просто ошиблась, употребив не то слово.

Это был номер «Le Moniteur de la Mode» от третьего июня 1891 года – популярный женский журнал. Здесь были гравюры, демонстрирующие новинки парижской моды, выкройки, театральные афиши, светские сплетни и коротенькие фривольные рассказы. Прелестное чтиво для беззаботных парижанок. Не буду строить из себя интеллектуалку, читающую лишь Кьеркегора и Ницше: да, я и в Берлине выписывала пару-тройку модных парижских журналов, подобных этому. А уж моднице Жанне Гроссо читать подобное тем более не зазорно.

Вытряхивать все содержимое, спрятанное меж страниц, я не спешила. Пролистнула, отмечая, что и где Жанна выделяла карандашом – но записей было не много. К карандашным отметкам я решила вернуться позже, а пока все-таки не терпелось добыть фотокарточку. А она действительно была вложена рядом с выкройкой экстравагантного наряда.

– Нашла? – муж встал за моим плечом.

Фотокарточка была старой, сильно пожелтевшей, с заломами и мятыми краями. Неважного качества, каким выходили карточки, сделанные очень старыми первыми фотографическими аппаратами. И все же на ней можно было узнать Жанну Гроссо. Совсем еще юную, смеющуюся, одетую в простое светлое платье. Она счастливо обнимала девчушку лет пяти – чернявую, с темными глазами-вишенками и тоже смеющуюся. Девочка протягивала пухлую ручку к объективу фотокамеры: фотограф, судя по всему, был ей не чужим.

– Кто это девочка? – спросил муж. – Дочь Жанны?

– Не знаю… вероятно. Она ведь говорила, что у нее была дочь. Есть дочь.

Взяв у меня из рук карточку, Жан перевернул ее: на обороте чернилами было выведено: «Черниговка, 1877 годъ».

– Она и впрямь была русской… – пораженно произнес Жан. – Никогда бы не подумал.

Он снова развернул карточку лицом, и теперь уж в глаза бросилась обстановка: фото было сделано во дворе, летом. На лавке рядом с девочкой корзина, полная яблок, за спинами отчетливо виднелась бревенчатая стена дома, и от всего вокруг веяло чем-то до того знакомым, родным, что у меня от тоски защемило сердце.

Я непроизвольно приложила пальцы к губам. Прошептала: