Конверт из Шанхая - Владимир Кузьмин Страница 23

– Обязательно, – серьезно ответила я. Вот ведь такой серьезный человек, а думает, что у меня на уме всякие там романтические штучки! Ничего подобного. Тут я начала краснеть, потому что поняла, что от романтических штучек все равно не удержусь. Хорошо, что Иван Порфирьевич уже скрылся в своем купе.

Удивительное дело, но писать телеграммы мне не приходилось. Писем писала много, а телеграммы ни разу. Бывали случаи, когда в них возникала нужда, но рядом были либо папа, либо дедушка, либо мама. Они и писали. А тут еще никак нельзя было обойтись без объяснения, с чего я вдруг, как помощь понадобилась, так о Пете вспомнила. До этого, выходит, не вспоминала. Мне бы обидно было. Нужно теперь объяснить, что оказалась недостаточно сообразительна. Самое главное, что просьбу свою нужно изложить толково и коротко. В телеграммах подробностей писать не принято.

Я несколько минут думала, как начать, потом решила сначала написать письмо, а потом удалить из него все лишнее. Но письмо не порвать, а тоже отправить. Письма получать все любят, к чему пропадать письму, даже если это просто черновик для телеграммы. Поэтому я решила писать не карандашом, а чернилами. Можно было бы попросить у дедушки автоматическое перо, но я к нему не привыкла, вдруг буквы станут коряво получаться? Пришлось просить у проводника. Принесенный прибор оказался очень хорошим, и меня это подбодрило.

За два часа я описала все наше путешествие и рассказала про преступление. Это у меня заняло пять страниц. Еще две, самая первая и самая последняя, едва ли не помимо моего желания, получились про романтические штучки. К тому же получалось, что письмо не окончено и для его окончания нужно написать еще многое. И как хотя бы уже написанное превратить в телеграмму?

Пришлось спрашивать совета у дедушки. Он во время моих эпистолярных упражнений лежал наверху с толстым романом. Дедушка сказал, что из такого длинного письма телеграмму не сделать, ее будет правильнее составить отдельно.

Без помощи дедушки у меня ничего не получалось, пришлось ему подробно объяснить суть, и он в пять минут написал то, что было нужно. Я от себя приписала три слова и стала ждать остановки, чтобы телеграмму отправить.

Станция называлась Калачинск, на столбе был указатель, что до Иркутска ровно две тысячи верст, а до Москвы более трех тысяч. Стоять здесь предстояло всего четверть часа, и мы с Иваном Порфирьевичем поспешили к телеграфному окошку в станционном здании. Иван Порфирьевич уступил мне первую очередь.

Приемщик телеграммы, казалось, вовсе не обратил внимания на ее содержание. Во всяком случае, слова про убийство не произвели на него ни малейшего впечатления.

– Простой телеграммой оформить или срочной? – спросил он, кончиком карандаша подсчитывая число слов.

Я задумалась, но вмешался Иван Порфирьевич:

– Срочную отправляют вперед всех прочих, но полагаю, что, помимо наших телеграмм, здесь сейчас нет никаких других сообщений. А в Томске, как увидят адрес, так и простую телеграмму доставят без промедления. Так что не стоит платить втрое.

Приемщик посмотрел на него с явным осуждением, дескать, не пристало такому солидному человеку крохоборствовать, но вслух ничего не сказал. Закончил свои подсчеты и, не прибегая к помощи счет, назвал сумму:

– Тридцать два слова по пять копеек – один рубль шестьдесят плюс пятнадцать копеек сверху, и всего выходит рубль с тремя четвертаками.

Я расплатилась, взяла на сдачу с двух рублей конверт и марку, а пока дожидалась, когда оформит свою телеграмму Иван Порфирьевич, успела увидеть, как телеграфист начал стучать ключом, отправляя по проводам мое послание.