Сегодня вечером и всегда - Нора Робертс Страница 23

– Ой, не бросайте меня, – и девочка стала со смехом отбрыкиваться.

– Бросить тебя? – удивленно спросил Джордан, словно подобная мысль никогда еще не приходила ему в голову, и стал подниматься по ступенькам к бассейну. – Да почему же ты думаешь, что я на такое способен?

– Но ведь вчера же вы бросили.

– Разве?

Он взглянул через плечо на кустарник и стену. По другую ее сторону находилась Кэйси. Ему стало не по себе, но Джордан сделал над собой усилие.

– Я, знаешь, терпеть не могу повторяться, – сказал он и осторожно столкнул девочку в воду.

Через час он встретился с Кэйси в гостиной. Бег не улучшил ее настроения. Джордан молча смотрел, как она шагает от окна к окну. Он остро ощущал ее волнение.

– Подумываешь о том, чтобы слинять? Кэйси круто обернулась на звук голоса:

– Не слышала, как ты вошел. Она хотела было обратить все в шутку, не смогла и снова отвернулась.

– Да, – сказала она, – этот дом не музей, а мавзолей.

Джордан удивленно поднял брови и сел на диван.

– Почему бы тебе не рассказать, Кэйси, что тебя мучит?

В ее взгляде вспыхнул гнев, но лучше гнев, чем отчаяние.

– Как ты можешь все это выносить? – накинулась она на Джордана. – Неужели это вечное солнце тебя никогда не достает?

Он с минуту внимательно ее разглядывал, затем откинулся на подушки.

– То есть тебя не устраивает погода?

– Бог с ней, с погодой, – закричала она, – погода меняется! – И обеими руками откинула с лица волосы. Она чувствовала пульсирующую боль в затылке.

– Кэйси, – сказал Джордан тихо и рассудительно, – сядь и поговори со мной.

Но она покачала головой. Ей не хотелось быть рассудительной.

– Меня изумляет, – продолжала она, – просто сбивает с толку, что ты можешь писать так, как пишешь, отрезав себя от внешнего мира.

Он снова вздернул брови.

– Почему ты так говоришь? Да, я здесь неплохо устроился, но разве это означает, что я оторвался от мира?

– Ты чертовски самодоволен. Она круто повернулась, сжав кулаки в карманах.

– Ты сидишь в своем антисептическом дистиллированном мирке без всякого понятия о том, как людям приходится трудно в жизни. Ты не беспокоишься, даже если у тебя выходит из строя холодильник.

– Кэйси, – Джордан пытался сохранять спокойствие, – тебя опять занесло не туда.

Она взглянула ему прямо в лицо. Ну почему он не может понять? Почему не видит сути вещей?

– Никто не может почивать всю жизнь на лаврах и загорать на солнышке.

– Ну вот, приехали, – Джордан встал и подошел к ней, – почему все-таки мои деньги для тебя как черное пятно на моей репутации?

– Ах, не говори глупости. Твои деньги изолируют тебя от мира – вот и все.

– Это с твоей точки зрения.

– Пускай, – непримиримо тряхнула головой Кэйси, – но с моей точки зрения все это просто зажравшийся снобизм. У них тут, видите ли, гольф, меха, вечеринки, джакузи…

– Извините, – в дверях стояла Элисон и во все глаза смотрела на них. Она впервые видела их обоих в гневе. Джордан подавил рвущуюся наружу ярость и повернулся к девочке.

– Что-нибудь важное, Элисон? – Голос у него был спокоен, но взгляд сердитый. – Мы тут с Кэйси обсуждаем кое-что.

– Нет, мы спорим о вполне серьезных вещах, – поправила его Кэйси. – Люди часто спорят, и я, между прочим, никогда не кричу, когда просто что-нибудь обсуждаем.

– Хорошо, пусть так, – согласился Джордан. – Мы спорим. Если ты не возражаешь, мы хотели бы закончить наш спор. Нам потребуется всего несколько минут.

Элисон отступила назад в нерешительности:

– И вы будете орать друг на друга? Однако в вопросе прозвучало куда больше интереса, чем беспокойства.

– Да, – сердито ответила Кэйси. Элисон бросила долгий, прощальный взгляд и поспешила к лестнице.

Джордан расхохотался.

– Ей бы очень понравилось, вцепись мы друг другу в волосы.

– И не только ей одной.

Он окинул Кэйси пристальным взглядом.

– Да, вижу. Может, ты чем-нибудь запустишь мне в голову? Это так изысканно.

– А с чем ты согласен расстаться? – зло выкрикнула она, не в силах смириться с тем, что он может себя контролировать, а она нет. – С этой древней вазой или шкатулкой Фаберже?

– Кэйси, – Джордан положил руки ей на плечи. «Хватит, – подумал он, – с меня хватит». – Ну почему бы тебе не сесть и спокойно мне не рассказать, в чем причина твоего раздражения?

– Брось эту покровительственную манеру, Джордан, – и Кэйси буквально отскочила от него. – Я достаточно этого натерпелась от твоей матери.

На это он мало что мог возразить. Она говорила чистую правду. Но он и не предполагал, что отношение Беатрисы до такой степени задевало Кэйси. Возможно, ему вообще еще многое предстояло узнать о самой Кэйси, когда она потеряет всякую осторожность и все выскажет начистоту.

– Но моей матери нет никакого дела до нас с тобой, Кэйси, – голос Джордана смягчился, однако он больше не делал попыток коснуться ее.

– Ты так считаешь? – Кэйси яростно замотала головой. Неужели он не замечает, что эта атмосфера постоянного неодобрения губит их любовь? – Ладно, пусть это несущественно. Хотя я так вовсе не думаю. Но разве это все?

– А что же еще?

– Ну, например, через пять лет самой главной мыслью в голове у Элисон будет, а какое платье ей сегодня надеть? Это тебя не тревожит?

– Господи помилуй, Кэйси, что ты несешь? – От отчаяния его голос зазвенел. – Неужели ты не можешь сказать мне, что на самом деле привело тебя в такое состояние?

– Состояние? – закричала она в ярости от того, что не может выразить свои чувства и мысли с достаточной ясностью. А больше от полной его неспособности понять то, что она хочет сказать. – При чем здесь мое состояние? Ты же просто не слышишь меня. Ты как будто с другой планеты, не понимаешь самых простых вещей.

Она чуть не затопала ногами. Будь у нее под рукой ведро воды, она вылила бы его на голову этому богатому тупице. Ее прямо трясло от возмущения.

– Нет тут никакой сути, Джордан, совсем, совсем никакой сути, – и она кинулась к двери во внутренний дворик.

Через десять минут Кэйси уже сидела под дубом, возвышавшимся в дальнем конце лужайки, и пыталась взять себя в руки. В чем Джордан был прав, так это в том, что состояние ее было ужасным. Все рушилось на глазах. И ужаснее всего, что он этого просто не видел. Она ненавидела себя за то, что не сдержалась. Кроме того, ведь она и вправду несла чушь. Честность заставила ее сознаться, что она просто боится сказать ему правду. Она слишком его любит, и это лишает ее рассудка.