Последнее дело молодого киллера - Лариса Соболева Страница 22

– Ах ты, бедненькая! – закудахтала тетка. – Держись за меня, поднимайся. И сколько ж дней ты тут?

– Не помню, – хныкала Марьяна, поднимаясь. – Я ужасно хочу есть. И пить. Заберите меня отсюда… пожалуйста. Умоляю вас, заберите…

– Идем в автобус, там и попить, и поесть найдем. Пирожки по десять рублей, чебуреки по двадцать пять…

– С чем пирожки? – алчно сверкнула глазами Марьяна.

– С картошкой, с печенкой, с капустой, – перечисляла тетка.

– Вы отвезете меня в город? Я заплачу, хорошо заплачу.

– Отвезем, отвезем.

В это время из такси выскочил водитель, заподозрив, что его бросят. А Марьяна ринулась к нему, ведь в его машине ее вещи, ее бешеные деньги.

Водитель купил еды и остался ждать погоды. С горем пополам Марьяну привезли в город. По дороге она ела все подряд – пирожки со всеми начинками, чебуреки, домашний тортик, запивая помоями под названием кофе. Тетка с мужем плевали на гололедицу, каждый день выезжали на трассу и кормили тех, кто застрял. Суть вот в чем: большой транспорт проехать по узкой и скользкой дороге не мог, встал и застопорил проезд. Муж подвозил жену до начала трассы, а там она с термосом на горбу ходила по машинам. Властям удалось эвакуировать кое-какой транспорт, высыпав горы песка на дорожное полотно, а тетка решила бизнес продолжить, для чего пустилась с мужем в опасное путешествие. Марьяне был до лампочки теткин бизнес, она лишь усердно поглощала ее пирожки с чебуреками. Плохо соображая, назвала домашний адрес, но, когда подъехали к дому Фисуна, Марьяна увидела свет в окнах и вспомнила, что здесь произошло.

– Ой нет, мне лучше в гостиницу, – сказала она.

Только бы помыться, чтобы от нее в поезде не шарахались люди, и немного отоспаться, а утром… прощайте родные пенаты. Она сняла номер, расплатилась евриками и наконец вошла в него, где было тепло и имелись все прелести цивилизации. Предел мечтаний! Тут-то и начались у нее спазмы в животе. Марьяну мутило, и в конце концов она ринулась к унитазу. Переела. Ничего, пройдет.

– Ну, Фисун, гадский папа! – в перерывах между общением с унитазом выкрикивала Марьяна. – Я все равно уеду! Ты меня не задержишь! Чтобы тебя черти рвали на части!

* * *

Под началом Калюжника три бригады, в каждой по десять человек. Подобное распределение сил удобно, надежно и эффективно. Если вдруг в рядах бойцов окажется слабак, то при таком задержании милицией он не растреплет больше, чем знает, а простым воинам много знать не положено. В клане строгие правила, ослушание жестоко карается. Калюжник – рослый, откормленный, медлительный, с тяжелым взглядом мутно-голубых глаз, угрюмый нравом.

Он спал, когда некий трезвон прорубил в сознании дыру, из которой кто-то тормошил его: проснись, проснись. Калюжник открыл глаза и понял, что его будит телефон. Снял трубку, сонно пробормотал:

– Алло!

– Витяня, это Клок. Счет к тебе.

Калюжник – лицо особо приближенное, но не к Богомолу, а к его слуге по фамилии Клочко (кличка Клок). Торгует Клок охраной, по-другому не скажешь. Ну, можно и так выразиться: внаем ее сдает. Охрана сейчас мно-огим нужна, да не абы какая, не пацаны Калюжника. Его-то ребята для черной работенки, а у Клочко калиброванные качки.

– Счет? – покрылся испариной Калюжник, сел на кровати, мгновенно проснувшись. – Передай, я все понял. Из-под земли добуду рыжую кошку и…

– Веришь, что это она твоих убаюкала? Ха-ха-ха… Мне так не кажется. В общем, у меня есть дополнительное задание: найди того, кто это сделал. Ну, и пацана с девчонкой, само собой. Иначе, кореш, я тебе не завидую. Твои парни были? Твои. Где они сейчас?

– Понял. А Вия?

– И Вий – твоя головная боль. Не надо было громить клуб, сначала следовало взять его. Нету мозгов у тебя, Витяня, это плохо. А бригадир их иметь обязан. Тебе доверили четыре дела, как самому крутому, но все они с успехом провалились. У тебя были вроде лучшие пацаны, а теперь мы одной бригады не досчитываемся. Как так получилось?

Калюжник послушал короткий вздох сожаления, потом в виски долго кололи гудки. Мозгов, говорит, нету? Несправедливо. Калюжник – один из немногих понимает, что дела творятся дерьмовые. Нет, не преступная деятельность клана его беспокоит. Еще чего! Без этого никуда. А вот несвобода тяготит. Он в услужении, как последний раб, какую плату кинут, ту и подбирает, и пикнуть не смеет. Он, всегда стремившийся к свободе, теперь абсолютно зависим.

Его воспитывал сосед, сожитель матери – отшлифованный рецидивист с определенным кодексом чести. Его Калюжник уважал, на него ему хотелось походить. Внешнюю сторону он ухватил сразу, старался держаться весомо, мало говорил и всем видом обозначал силу. Две ходки – закалился морально и физически. Когда Калюжник вернулся после второго срока, его пригрел Клок. Он из так называемых бобров и держит масть. Клок и есть начальник над бригадирами, а над ним свое начальство. Они все – умные мозги, а Калюжник с пацанами – их войско всего-то, соответственно валенки. Войску выдается… зарплата! Ага, всю жизнь Калюжник мечтал зарплату получать… Нет, на хрена он тогда вступил в гильдию воров? Чтобы зарплату получать? Чтобы звонил какой-то отутюженный Клок и угрожал? Да Калюжник лучше будет… И тут Виктор горько усмехнулся: а ведь он боится. Боится Богомола вместе с припудренным Клоком. Есть одна истинная ценность на белом свете – жизнь, ее можно разменивать, когда ты ей хозяин, а когда кто-то тебя разменивает… сводит скулы от злобы.

– М-м-м… – зашевелилось нечто под одеялом.

Калюжник вскочил, схватил пистолет – он всегда был под рукой – и сдернул с кровати одеяло. На постели лежала голая телка, худая, как из прямоугольников составленная – одни углы торчат.

– С ума сошел? – села она. – Отдай одеяло.

– Ты кто?

– Ну, даешь! – Она стала на четвереньки, добралась до края постели и вырвала одеяло. – У тебя амнезия, да? Мы всю ночь…

Калюжник опустил голову. И он голый. Ничего не помнит. Так только от страха напиваются. Ну, теперь хоть есть способ загнать страх – вон он, способ, на кровати в одеяло кутается. Правда, там и подержаться-то не за что, но сойдет. Он прыгнул на постель, подмял под себя визжащую телку, которой явно нравилось подобное обращение. Вдруг снова звонок. Калюжник уже на телке был, не намеревался брать трубку, но… Страх, черт его возьми! Страх заставил ее взять.

– Витяня, это опять я, Клок. Вия доставь живым. Трупом вы его всегда успеете сделать, а нам от него кое-что нужно в качестве компенсации. Даю наколку, где он…

Несколько слов – и Калюжнику стало не по себе: эти монополисты хреновы, скрутившие группировки в один жгут, абсолютно все знают, от них не спрячешься. Он положил трубку, задумался. А если во всех городах сидят Богомолы, все у них схвачено, про всех они знают? Сожитель мамы говорил: во всем должно быть равновесие. Выходит, равновесие нарушено, а это означает – не быть ему хозяином себе…