Модельный дом - Фридрих Незнанский Страница 22

Они были просто прелестны и вызывающе сексуальны — все пять девушек, появившихся в холле следом за своей мамкой. Полуобнаженные ровно настолько, чтобы у потенциального клиента перехватило дыхание, и он уже не думал о том, сколько здесь оставит денег, а оставил бы всю свою наличность, они стояли полукругом перед гостем «Вирджинии» и зазывно улыбались, обещая ему не только все услады, но и такой кайф, который он будет вспоминать и на том свете.

Они были хороши! Все! И Плетнев, которому в последнее время было не до женщин из-за навалившейся работы и прочих проблем и жизненных неурядиц, уже желал их всех.

Видимо, проникшаяся состоянием гостя, мамка обворожительно улыбнулась:

— Ну же?

От него ждали выбора.

— Вторая и третья… слева.

— Что… желаете побыть с двумя сразу?

— Желаю, — признался Плетнев.

— Лесбис, — по-хозяйски уточнила мамка.

Плетнев пожал плечами.

— Вот уж не знаю, право, как это называется, но ежели для разогрева… Помните, как в том анекдоте про алкоголиков, собравшихся на чемпионат мира? Француз принял на грудь полкило бренди и уже был таков, а русский в это время все еще продолжал разминаться портвейном.

— Так вы что, как тот русак? — хмыкнула мамка.

— Вроде того.

Когда невостребованные девушки ушли, а в холле остались лишь Вероника и Нинель, мамка поинтересовалась у Плетнева, как долго он собирается гостить в «Вирджинии», и услышала в ответ «до утра», сделала девушкам знак, чтобы они шли готовиться. Сама же пригласила его в святая святых «ресторана на воде», чтобы показать ему апартаменты, и он бы выбрал понравившуюся комнату.

И снова Плетнев уважительно кивнул. Турецкие, впрочем, как и прочие европейские, любители этой клубнички зашлись бы от зависти к русским мужикам, узнай они о подобном сервисе. Там все грубее и проще. Вот тебе угрюмая телка, вот тебе грязная конура со скрипучей кроватью, заляпанной спермой. Деньги вперед — и укладывайся в оплаченное врем».

Ни кураже тебе, ни кайфа, одно лишь козлодрание, которое даже сексом нельзя назвать.

Комнаты, где жрицы любви ублажали клиентов «Вирджинии», заставляли их хотя бы на время забыть о житейских неприятностях и сварливых женах, вечно недовольных чем-то, зудящих и постоянно требующих что-то, разительно отличались друг от друга. Хлебнув коньячку побольше и раскурив кальян, здесь можно было представить себя и восточным шейхом, окруженным стайкой юных наложниц, и страстным любовником французской королевы, решившей приоткрыть интимные стороны своего будуара, и еще черт знает кем, но любящим тот самый уют, где все располагает к сексу, и красивых женщин.

Уважительно пробормотав что-то, Плетнев выбрал заставленную искусственными цветами каюту, панели которой были задрапированы плотной материей розовых тонов, а посреди красовалась огромная кровать, обложенная небольшими, почти плоскими подушками из красного атласа. Чуть поодаль — два пуфа цвета драпировки и невысокий столик на колесиках с букетом тюльпанов и медным подносом.

Буквально во всем чувствовалось не только страстное желание хозяина этого борделя завоевать собственного клиента, денежного, желающего «чего-то этакого», и одновременно не очень-то обремененного изысканным вкусом, но и хорошее знание психологии своих клиентов, в общем-то, достаточно примитивной. Наконец-то вырвавшемуся из страшного плена советской зашоренности, где ему вдалбливали одно-единственное понятие — «нельзя-а-а», клиенту предоставляли здесь то, о чем он, бедолага, мечтал подспудно и грезил всю свою жизнь.

— Что, нравится? — спросила мамка, уловив состояние гостя.

— Восхищен!

Оставив Плетнева в облюбованной им каюте и поинтересовавшись напоследок, желает ли он закусить чем-нибудь и будет ли заказывать спиртное, и, получив утвердительный ответ, мамка сказала, что «девочки сейчас будут» и величаво удалилась, оставив его одного. Правда, скучать ему долго не пришлось. Буквально через минуту-другую дверь открылась, и на порожке выросли две прелестные феи, бархатистость кожи которых подчеркивали полупрозрачные пеньюары.

— Нинель, — снова представилась блондинка.

— Вероника, — сделала шутливый реверанс и ее смуглая подружка и, полуобняв Плетнева за шею, провела по его губам кончиком розового язычка.

Пьянея от этих прикосновений и начиная забывать, зачем он сюда приехал, Плетнев помог блондинке снять с себя сначала пиджак, потом рубашку, а ее подружка опускалась все ниже и ниже, скользя язычком и губами по его телу.

Когда очередь дошла до брючного ремешка, спросила горячим полушепотом:

— Может, сначала по шампанскому?

Он был готов на все…

Уставший и опустошенный, даже не ожидавший от себя подобной прыти, Плетнев облокотился на атласные подушки спиной и, показав глазами блондинке, чтобы плеснула в бокалы по грамульке коньяка, произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Все, я ваш.

— А вот с этого момента уточните, пожалуйста, — засмеялась Нинель, принимая из рук подруги бокал с шампанским.

— А чего там уточнять? Ваш — и все! Если, конечно, этот кабак на воде не закроют.

— Кого закроют? — хмыкнула Вероника. — «Вирджинию» закроют? Да никогда! Насколько я знаю, у хозяина все схвачено и проплачено, а завязки на самый верх идут.

— Это точно, — подтвердила Нинель. — Мне тут наш мэтр рассказывал… ну-у, ты видел его в зале, так вот он рассказывал, будто к нам какой-то писарчук подкрадывался, из «Шока», и даже будто бы уже статейку накропал, что, мол, на плавучих ресторанах всякие нехорошие дела творятся, так ему просто посоветовали идти куда подальше со своей статейкой, на том все и успокоилось.

— А как же?..

— Ты хочешь сказать, не начнет ли он права качать? Могу заверить, не начнет.

— Почему? — насторожился Плетнев.

— Да потому, что, во-первых, все схвачено и проплачено, а во-вторых, ничего такого-этакого у нас на барже нет. Мы же все официантками здесь оформлены, а эти каюты — наша жилплощадь. А на, свою жилплощадь я кого хочу, того и приглашу.

Вывод по борделям на воде, представленный Плетневым в «Глорию», звучал однозначно: бесперспективно!

Это значило, что эту тему, заявленную Фокиным в секретариат, надо оставить в покое и начать более плотную разработку других версий.