Ученица Калиостро - Далия Трускиновская Страница 22

Отправив курьера, Маликульмульк уселся за свой начальнический стол, куда догадливые подчиненные уже сложили стопку конвертов с большими сургучными печатями. Аккуратно их срезая, он опять задумался о своем — об игроках, которые прячутся где-то в Риге. Они непременно должны появляться в гостиницах и высматривать богатых приезжих. Скорее всего, у них есть какое-то убежище на случай неприятностей с полицией. Графиня де Гаше, Эмилия фон Ливен, Иоганн Мей, Леонард Теофраст фон Димшиц, Андреас фон Гомберг… И некто фон Дишлер с нечеловеческим носом.

Про убежище может знать хитрая Маврушка. Довольно ей уже раздумывать, выдавать или не выдавать семейные секреты Дивовых. Пора бы ее навестить.

Маликульмульк приструнил Косолапого Жанно, уже мечтавшего о сытном ужине. Он предоставил начальнику канцелярии Ивану Андреевичу выслушивать подчиненных. А сам уже рассчитывал, как поведет беседу с субреткой. Если бы гномы Буристон или Зор написали эту беседу, она была бы язвительна и забавна. Субретка Маврушка показала бы свое корыстолюбие во всей красе. И под каким именем она блистала бы в сей новоявленной «Почте духов»? Плутана? Ветрана?

Небо за окном вроде бы не предупреждало о скором дожде. Сказав Сергееву, что хочет снова посетить отставного бригадира Дивова, Маликульмульк покинул канцелярию.

* * *

Он шел по неширокой улице к Ратушной площади — там было более всего надежды взять извозчика. Вокруг творилась немецкая жизнь с маленькими немецкими радостями — из одного приоткрытого окна пахнуло корицей, из другого кофеем, из третьего, кажется, кардамоном. Где-то негромко и слаженно пели песенку о форели в ручье. Город жил вне времени, по тем старинным законам, которые даже не всегда были записаны на бумаге, но под строгим надзором магистрата соблюдались неукоснительно. Самая настоящая немецкая провинция — не торговый город Российской империи, а заштатный немецкий городок, в который новые веяния или вовсе не долетают, или, долетев, вызывают ужас и неприятие.

Скажи этим господам «Штурм унд дранг!» — так даже не поймут, что это за «буря и натиск». Им сие не надобно, на новейших литературных течениях талеров не заработаешь. В Геттингене, в Страсбурге, в Швабии — всюду собрались вместе пылкие и талантливые юноши, восстали против заплесневевших правил. В Риге наоборот, делают все, чтобы литературы не было, и лишь ставят в театре Фитингофа нашумевшие в Европе пьесы — нельзя же совсем без изящных искусств. Но «Бурю и натиск» Клингера, с которой началось все новое в немецкой литературе, не поставили. «Искать забвение в буре» — это не для почтенных бюргеров.

Извозчик нашелся, и дрожки покатили по Известковой к городским воротам. Когда пересекали эспланаду, Маликульмульк сделал несколько глубоких вздохов — тут был совсем другой воздух, хотя городской ров отнюдь не благоухал. Огромное открытое пространство перед бастионами, Песочным и Блинным, успевшее порасти кустами, кое-где засаженное молодыми деревьями, было любимым местом для больших гуляний и ярмарок. Сейчас пахло осенью — слетевшей наземь листвой, устилавшей эспланаду от рва до едва наметившейся новой улицы, дома на которой стояли пока лишь с одной стороны. Их окна слабо светились, и эта цепочка блеклых желтоватых пятнышек казалась подвешенной в небе.

Вся Рига садилась ужинать. Один только начальник генерал-губернаторской канцелярии тащился на Романовну (ее немецкого названия он еще не знал). И когда удастся сесть за стол — неведомо.

По дороге он думал, как бы выманить из морозовского дома субретку Маврушку. Не являться же за ней во всем блеске своего чина. Решил — как полагается персонажу в комедии — найдет способ, когда пробьет час выходить на сцену. Самое забавное, что так оно и получилось.

Он увидел Маврушку, выходящую из калитки с корзинкой на сгибе локтя. Она сама куталась в большую серую шаль и корзинку также кутала.

Извозчик по его приказу нагнал горничную.

— Тебя подвезти, голубушка? — спросил Маликульмульк.

Маврушка резко обернулась и совсем по-дружески улыбнулась ему.

— Мне вас, сударь, Бог послал.

— Ну так полезай сюда. Куда тебя везти?

— На Родниковую.

— К Дивовым?

— К кому ж еще?

Корзинку она поставила на колени. Косолапый Жанно принюхался — запах соленых огурцов забивал ароматы прочей снеди. Горничная тайком снабжала бывшую хозяйку провиантом. Любопытно, как это преподносилось старому упрямому свекру? Но пора было выходить на сцену проницательному наблюдателю.

— Я обещал тебе, что узнаю имена злодеев, из-за которых пропали Михайла Дивов и Никишка, — сказал Маликульмульк. — Мне сообщили несколько имен, я их сейчас скажу, а ты вспоминай, голубушка, не слыхала ли их от бывшего барина или подлеца Никишки.

И он перечислил, но уже не пятерых, а шестерых: графиня де Гаше, Эмилия фон Ливен, Иоганн Мей, Леонард Теофраст фон Димшиц, Андреас фон Гомберг и неизвестно кто фон Дишлер.

— Графиня де Гаше, — сразу сказала Маврушка. — Но она добрая барыня, она хотела барина от карт отвадить.

— Не было ли меж ними чего?

— Да она ему в матери годится!

— Как вышло, что она с тобой познакомилась?

— Она со мной не знакомилась вовсе, а присылала ко мне одного господина. Он просил, чтобы я госпожу Дивову уговорила к ней в услужение пойти. А она дама богатая! Я, подумала: коли молодой барин сгинул, да денег нет, да старый барин — что твой кощей, может, ей бы гордость свою спрятать и доброй барыне послужить? И даже не горничной — а так… для разговоров… Это же не стыдно! Вон раньше и мы в гости езжали, и к нам езжали, так при многих барынях такие дамы живут! И все премного довольны!

Маврушка говорила, а Косолапый Жанно внимал запаху соленых огурцов. Ядреные, наверно, были огурцы, хрусткие, и смородинного листа стряпуха не пожалела, и чесночком не злоупотребила.

— С графиней понятно. А кого из господ поминал молодой барин?

— Гомберга. Его часто поминал.

— И сказывал, где Гомберг живет?

— Зимой в крепости жилье снимал. Михайла Петрович к нему часто хаживал. Как задержится — так сейчас и ясно: у Гомберга.

— Там же и в карты играли?

Маврушка задумалась.

— Почем мне знать? — спросила она. — Может, и там…

— А Гомберг у вас бывал? Когда еще на Мельничной жили?

— Бывал.

— И что? Каков собой? Да ты не бойся, я ведь прямо сказал: хочу Дивовым помочь.

— Собой-то он хорош… — с подозрительной тоской в голосе отвечала Маврушка. — Как картинка с табакерки… Стой! Вот тут я сойду.

— Я подожду тебя и отвезу обратно, — пообещал мудрый Маликульмульк.

Ибо даже в комедии минувшего века, где характеры просты, а вся прелесть — в сатире, трудно было бы найти в пятнадцатитысячном городе молодца по такой примете, как сходство с неизвестно какой картинкой.