Чужая маска - Александра Маринина Страница 22

– Какое это имеет отношение к Леониду?

– Никакого, поэтому я и спрашиваю. Есть или нет?

– Есть двоюродные сестры отца, но они уже старые.

– А ваши родители?

– Умерли. Давно уже.

– У этих двоюродных сестер есть семьи, дети?

– Да, конечно. Но я не понимаю…

– И не надо. Кем были ваши родители, чем занимались?

– Отец был искусствоведом и коллекционером, оченьизвестным.

– Значит, вы – богатая наследница?

– Это все предназначалось Леониду.

– А если бы вы не встретили Параскевича?

– Я должна была его встретить, это было предначертаносвыше.

«О боже, – взмолилась Настя, – дай мне силы этовынести. Если она еще раз вякнет про предназначение, я задушу ее собственнымируками».

– Ваши родственники знали о наследстве?

– Разумеется. Они много раз заговаривали со мной обэтом, но я им объяснила, что все это принадлежит тому единственному мужчине…

Из квартиры Исиченко Настя вышла обессиленная, словно толькочто разгрузила на овощебазе вагон картошки. По дороге в городскую прокуратуруона пыталась сложить из полубредовых высказываний Людмилы более или менее связныйрассказ. Ей все время мешало желание отделить бред от реалий, но в конце концовНастя поняла, что занятие это пустое, поскольку пришла к твердому убеждению,что, кроме очевидного бреда и вполне реальных событий, здесь имел местокакой-то ловкий обман, который и не позволяет четко отделить сумасшествие отдействительности, цементирует их, сплетает в единое целое.

На следователя Ольшанского было жалко смотреть, его скрутилочередной приступ гастрита, который заставлял Константина Михайловича сидеть застолом ссутулившись и не давал ему расправить плечи.

– Ты не обращай на меня внимания, – проскрипел оннесчастным голосом, когда Настя разохалась по поводу его болезненноговида. – Я уже съел все, что причитается, – и аллохол, и смекту, ифосфалюгель, теперь остается ждать, когда подействует.

– А когда подействует? – с сочувствием спросилаона.

– Минут через двадцать, если повезет.

– А если не повезет?

– Начну глотать по новой. Рассказывай, что новогоузнала.

– Константин Михайлович, у нас в процессе отработки ревностивыплыла одна странная особа – Исиченко Людмила Борисовна. Во-первых, онасовершенно сумасшедшая, и это сильно нас с вами ограничивает. Верить ей нельзя,допрашивать ее нельзя, с ней вообще нельзя иметь дело. Во-вторых, если она несумасшедшая, то она вполне могла убить Параскевича, ревность там, судя повсему, безразмерная и неконтролируемая. В-третьих, она могла убить Параскевичаи в том случае, если она все-таки сумасшедшая, мотив у нее, как я уже сказала,был весьма мощный. И в-четвертых, Исиченко действительно больная женщина, ноПараскевича убила не она, а ее родственники, которые позарились на наследство.Исиченко весьма, как выяснилось, богатая наследница, но имела намерение все этоположить к ногам гениального романиста. Вот такой салат «оливье».

– Это не салат, это стрихнин какой-то, –поморщился Ольшанский. – Вот только сумасшедших нам с тобой и не хватает,давно что-то их не было. Слушай, а она что, совсем того? Или, может, толькочуть-чуть?

– Константин Михайлович, я в психиатрии дилетант, нодаже мне понятно, что Исиченко невменяема. Но это только в том случае, если онане врет. Она вполне может оказаться гениальной актрисой. Бред у неесистематизированный, то есть логичный, внутренне связанный, охватывающий целыйряд внешних событий и дающий им объяснение. При этом она хорошо ориентируется вокружающей действительности, так что все это вполне можно было бы причислить кбреду воображения, если бы не одно «но». У нее галлюцинации. Ей, видите ли,является призрак покойного Параскевича и ведет с ней долгие душещипательныебеседы. Исиченко утверждает, что накануне гибели Параскевич позвонил ей ивысказывал идеи необходимости собственной смерти, после которой он сможетсоединиться с ней навечно. Теперь смотрите, какие картинки я вам буду рисовать.

– Страшные картинки-то? – поинтересовалсяОльшанский, морщась от очередного приступа боли.

– Жуть. Значит, так. Явление первое. Родственники,раздосадованные тем, что богатейшая коллекция живописи и антиквариата уйдеткакому-то писаке, принимают соответствующие меры. Поскольку Людмила ни от когосвоих бредовых идей не скрывает, более того, она как бы даже гордится ими, тородственнички, естественно, полностью в курсе дела. Они звонят ей по телефону,имитируют голос Параскевича и просят помочь уйти из жизни. Текст может бытьпримерно таким: «Любимая, я должен соединиться с тобой, но это возможно тольков том случае, если такого-то числа до наступления полуночи я умру. Помоги мне.Я не могу сам уйти из жизни, религия запрещает самоубийство и считает этогрехом. Возьми оружие, оно будет лежать там-то и там-то, и жди меня налестничном балконе в доме по такому-то адресу…» Ну и так далее. Если текстбудет хорошо вписываться в бредовую систему Исиченко, она вполне может всемуповерить. В крайнем случае можно проконсультироваться у психиатра. Людмиле влюбом случае ничего не грозит, судебно-психиатрическая экспертиза признает ееневменяемой, и суд отправит ее на принудительное лечение. После этого черезопределенное время оформляется опека над утратившей дееспособность Исиченко, идело в шляпе. Все денежки плавно перетекают к родственникам.

– Все это отлично, но ведь те, кто позвонил Людмиле,должны были понимать, что она может перепроверить их слова. Представь себе,через полчаса после звонка она сама звонит Параскевичу и спрашивает: «Милый, язабыла, где должен лежать пистолет?» И все, обман раскрыт.

– Не-а. Параскевич за несколько дней до смерти переехалв новый дом на окраине Москвы, и там не было телефона. Так что Исиченко привсем желании не могла бы ему позвонить.

– Но она могла прийти к нему.

– Не могла. Я же сказала, он только что переехал.Причем нового адреса он ей не давал, поскольку вообще старался скрыться от нее.

– Ладно, твоя взяла. Рисуй следующий пейзаж.

– Следующий пейзаж у нас разворачивается на фонебезумной любви Исиченко к Леониду Параскевичу. Поняв, что он не собираетсяоставлять жену, она вполне самостоятельно приходит к выводу о том, что мерзавцуне место среди живых. Никто ее не подбивает и не обманывает, она приобретает оружиеи подстерегает неверного на лестничной площадке возле лифта. Весь вопрос тольков том, больна она или здорова. Ведь выдаваемый ею бред может оказатьсясимуляцией. Но тогда нужно признать, что возникает пейзаж номер три, совершеннокошмарный, на разгадывании которого мы с вами, Константин Михайлович, все мозгидо дыр протрем.

– Ой, напугала, – замахал рукамиОльшанский. – Мне, например, терять нечего, у меня и так в голове однидыры остались.