Тайна голландских изразцов - Дарья Дезомбре Страница 22

– Видите ли, Маша, – откинулся на стуле д’Урсель, – я в некотором роде считаю себя герольдом. Хотя моим предкам, известным с XII века, вряд ли бы понравилось такое сравнение. – Он улыбнулся в усы. – Герольды часто были пьяницами, да и вообще трубадурного типа личностями, ленивцами, понимающими толк лишь в гербах и знатных семействах. Они путешествовали за рыцарскими турнирами и зарабатывали себе на жизнь исключительно этими своими познаниями. Ведь обычно собственно турниру предшествовала продолжительная, как бы сказали сейчас, презентация. Участвующих в соревнованиях рыцарей представляли глашатаи, делая рекламу их разнообразным достоинствам – от военной удали до древности рода. Да и вообще гербы изначально были связаны с хорошей дракой: во времена крестовых походов, когда они, собственно, и появились, лица было не разглядеть за забралом, и только по щиту с гербом да попоне определенных цветов на лошади можно было понять, с кем, собственно, имеешь честь биться. Вроде того, как сейчас на конференции пришпиливают бейджик с именем и фамилией. Поэтому я так и люблю самые древние гербы – они лаконичны, как ваш черный квадрат Малевича. Их должно было быть видно издалека, чтобы не ошибиться в противнике. Это потом уже стали усложнять и по металлу, и по финифтям…

Маша подняла на графа растерянный взгляд:

– Финифти?

– Простите, так в нашем деле зовутся цвета на гербах. Изначально их было всего пять и два металла – золото и серебро. Ну и меха…

Маша опять сконфуженно взглянула на него, и он кивнул, поясняя:

– Горностаевый и беличий. У каждого – своя символика. Но вашего конкретного герба это не касается.

– А что с ним?

– О! Он вполне хорош, на мой вкус. Лаконичен: два цвета…

– Но ведь это изразцы, – нахмурилась Маша. – Тут всего два цвета и есть. Точнее, один. Синий. И фон. Разве нет?

Д’Урсель усмехнулся:

– Нет. Цвета в геральдике не обязательно передавать красками, да и не всегда была такая возможность. Как, например, когда герб помещали над воротами замка – в скульптурном, так сказать, варианте. Или при черно-белой печати, да и в переписке…

– Тогда как же? – удивилась Маша.

– Штриховкой. Лазурь, к примеру, обозначается горизонтальными чертами, а червлень, красный, – вертикальными.

– Значит, здесь…

– В вашем гербе глава – так мы называем верхнюю часть – лазоревая. А все остальное поле – металл. Серебро. Его традиционно не штриховали никак. Иными словами, ваш герб читается так: в серебре лазоревая глава, а…

– А дерево? – перебила его Маша. – Ведь это же дерево? – показала она пальцем в центр герба.

– Дерево, – склонил голову старик. – Еще точнее – сосна. И расположена в месте, которое мы, геральдики, называем сердцем.

– Сердцем… – повторила Маша. – Значит, оно очень важно?

– Все в гербе может быть важно… И неважно одновременно… – философски заметил д’Урсель.

– Простите, но я не понимаю, – нахмурилась Маша.

– Ну это же не математика, Мари! Были те, кто выбирал себе на герб собаку, потому что у них была фамилия де Шьен – Собакин. Или использовали льва, потому что это символ отваги и власти суверена. Но были и такие, что просто выбирали цвета – по принципу красоты и яркости. Не стоит увлекаться символизмом.

– Хорошо, – подвела итог Маша. – Значит, у нас серебряный герб с синим верхом…

– Лазоревой главой, – поправил ее д’Урсель.

– Да. По лазоревой главе идут три непонятные запятые, а в сердце, крупно – сосна?

– Только это не запятые, Мари. Увеличьте-ка еще чуть-чуть…

Маша еще раз кликнула по картинке, боясь, что разрешение будет недостаточным, но неизвестный действительно постарался сделать качественную фотографию. Вблизи три запятые, идущие через равные интервалы по всему верхнему полю, оказались…

– Похожи на меч, – задумчиво озвучил ее мысль д’Урсель. – Но не меч.

– Не меч? – обескураженно посмотрела на него Маша.

– Нет. Видите, и рукоятка, и клинок будто смотрят в одну сторону.

– Возможно, потекла краска? – предположила Маша, чуть склонив голову, чтобы лучше рассмотреть «запятые».

Граф скосил на нее ироничный голубой глаз:

– Милая Мари, в те времена, когда делался этот рисунок, краска сама собой никуда не текла.

– Но изображение слишком мелкое… – начала оправдывать неизвестного мастера Маша.

– И потому его, скорее всего, рисовали под лупой, как и детали фламандских пейзажей на картинах, – строго прервал ее граф. – Но никаких подтеков быть не может.

– Тогда, может быть, это сабля? Кривая такая?

Д’Урсель сощурился, наклонился еще ближе к экрану:

– Возможно. Но не думаю.

– Тогда что это может быть? – подняла на него растерянный взгляд Маша.

Граф пожал плечами:

– Например, какой-то предмет, известный только этой семье. Поверьте мне, на гербах порой встречаются самые странные изображения. Взять хоть одного аптекаря эпохи Возрождения, поместившего на свой герб ночной горшок и три клистира. Очевидно, он был специалистом по промыванию желудка.

– Разве у аптекарей мог быть свой герб? – улыбнулась Маша.

– О! Еще как мог! Это только поначалу, в XIII веке, гербы были исключительно у военной знати мужеского пола. А потом ими обзавелись и дамы, и церковники, и буржуа. И даже крестьяне. И если аристократы и богатые бюргеры использовали их на попонах, знаменах, камзолах, мебели, посуде, то средневековые крестьянские гербы, выгравированные на печатях, служили своим обладателям подписью.

– Хорошо, положим. А дерево?

– Дерево тут, несомненно, главное изображение, и по размеру, и по нахождению в сердце герба. А то, что это сосна, тоже многое объясняет. Но это только если вы, Мари, все-таки хотите углубиться в символику.

– Хочу, – с готовностью подтвердила Маша.

– Дерево обозначает свободу. А конкретно сосна – индивидуальность. Синий цвет, при множестве значений, имеет еще и такое – настойчивость и лояльность.